Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой

Звездой кабаре была Анна Ахматова: «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса, вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы вписать в “свиную” книгу свои последние стихи, по которым простодушные “фармацевты” строили догадки, щекотавшие их любопытство. В длинном сюртуке и черном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилев, не то соблюдая таким образом придворный этикет, не то опасаясь “кинжального взора в спину”. Ахматова посвятила “Бродячей собаке” стихотворения “Все мы бражники здесь, блудницы…” и “Да, я любила их, те сборища ночные…”».

Богема весело, дружно проводила время, шутила ночами напролет, надевая на себя разные маски, Кузмин пел романсы, Карсавина танцевала под музыку Люлли, пока в марте 1915 года кабаре не было закрыто полицией из-за нарушения сухого закона. Истинной причиной, повлекшей прекращение кабаре, стало антивоенное выступление Маяковского. Через год, в апреле 1916 года, с тем же составом открыли новое кабаре — «Привал комедиантов», унаследовавшее все «собачьи» традиции и в большей степени развившее коммерческую составляющую путем создания постоянной труппы с участием приглашенных артистов. Конферансье кабаре были Коля Петер (псевдоним Николая Петрова, впоследствии режиссера БДТ — Большого драматического театра) и Константин Гибшман. Мейерхольд возобновил для «Привала комедиантов» свою знаменитую пантомиму «Шарф Коломбины» и выступал сам в кабаре в качестве конферансье. Публику развлекали куплетисты и певцы, исполняя пародийные номера на актуальные темы, давал представления театр марионеток. «Привал комедиантов» пережил революции 1917 года и работал до конца 1919-го. В это же время работало кабаре «Би-ба-бо».

Москва же славилась своим кабаре «Летучая мышь», словно указывая петербургской «Бродячей собаке» на ее место: мол, рожденный лаять летать не сможет никогда. «Летучая мышь» находилась в доме-небоскребе Нирнзее в Гнездниках и работала под руководством Никиты Балиева, пайщика Московского Художественного театра и секретаря одного из его основателей Владимира Немировича-Данченко. На театральной сцене Балиев переиграл немало персонажей, запомнившись ролью Хлеба в легендарной «Синей птице» в постановке Станиславского 1908 года. Собственный театр, пусть и камерный, сулил куда более обещающую карьеру. В том же году с пародии на «Синюю птицу» началась жизнь «Летучей мыши», задуманной как «интимный клуб» для актерской братии. Прежде чем приземлиться в Большом Гнездниковском, «Летучая мышь» побывала в доме Перцова на Пречистенской набережной и в Милютинском переулке.

Кабаре превратилось в место сбора московской актерской богемы, куда приходили, чтобы повеселиться и отдохнуть многие видные представители русской культуры. Здесь можно было увидеть Рахманинова, играющего «Собачий вальс» на рояле, Шаляпина, распевающего сатирические куплеты, Станиславского, отплясывающего канкан вместе с Книппер-Чеховой. Основатель МХТ назвал «Летучую мышь» «отростком» МХТ в области пародии и шутки. Он с удовольствием принимал участие в капустниках, изображая дрессировщика на арене цирка, «зверей» которого играли Качалов, Москвин и другие мхатовцы.

Станиславский ценил Балиева за его «неистощимое веселье, находчивость, остроумие — и в самой сути, и в форме сценической подачи своих шуток, смелость, часто доходившую до дерзости, умение держать аудиторию в своих руках, чувство меры, уменье балансировать на границе дерзкого и веселого, оскорбительного и шутливого, уменье вовремя остановиться и дать шутке совсем иное, добродушное направление, — все это делало из него интересную артистическую фигуру нового у нас жанра».

Шутки были остроумными и социально-политическими. В дни выборов председателя Государственной думы Балиев отважился пошутить на капустнике следующим образом. На сцене установили огромный бутафорский телефон, раздался звонок, Балиев спрашивает: «Откуда говорят? Из Петербурга? Из Государственной думы? Кто говорит?», изображая разговор с некоей очень важной персоной, которая его о чем-то упрашивает. В конце он произносит: «Извините, не могу, никак не могу» и кладет трубку, обращаясь затем в зал: «Н… (он назвал имя одного из политических деятелей, добивавшегося председательского места) спрашивает, не нужен ли на нашем капустнике председатель».

Капустники, кстати, возникли именно в России еще в середине XIX века, причем от слова «капуста», поскольку собирались актеры пошутить и посмеяться на второй и третьей неделе Великого поста. Еще Щепкин устраивал у себя дома в Москве подобные вечера, на которые собирались многие его коллеги. В Петербурге капустники были на квартире у Константина Варламова.