А сколько телевизионщиков перебывало на Новокузнецкой — не перечесть. Нет, конечно, не из программы «Время», которая в этот период вести с полей передавала, а из других телеканалов — французских, шведских, немецких… Всех иностранных дипломатов записал Брусиловский (в том числе и американского консула), всех интеллектуалов перечислил, не забыв и… Аллу Пугачеву, Илью Резника и Раймонда Паулса — «Раймошу». Они тоже приходили к нему в гости, и самое главное, что художник счел нужным это вспомнить и красочно, с нескрываемой гордостью выделить. Резник посвятил Брусиловскому пространные стихи, которые адресат поставил в один ряд с виршами Сапгира и Холина. Все для них было едино — и Алла Пугачева с Анной Ахматовой, и Бёрнс с Бернесом.
На музыкальных квартирниках выступали помимо Пугачевой Александр Градский и Андрей Макаревич. А то цыганский вечер устроят с песнями и танцами в костюмах от знатных модельеров, наверное, и от Славы Зайцева: «В студии раздвигалась мебель, что-то уносилось вон, посреди просторного зала, среди ковров расстилалась цветастая скатерть, на нее — ставились бутылки, тарелки, всякая снедь. Вокруг укладывалась масса ярких шелковых подушек, гости сидели, полулежали на них — ну, словом, табор! Сзади полукругом — цыгане! Да не те, эстрадные, с наигранным наглым буйством, а настоящие: двое мужчин с гитарами, три женщины. Пели задумчиво, вполголоса. Переговаривались, подзадоривали. Это не был концерт, это был пикник, вечеринка. Так, наверно, было когда-то давно — гулять у цыган, с цыганами! Потом компания объединилась. Это был всем запомнившийся вечер. Были и другие — театральные вечера, античные, гурманские, вечера звезд, вечера “все в белом”… Двадцать пар, все в белых костюмах и платьях — это было достойное зрелище! Белый бал! Был один вечер, когда в центре компании был гриль (или микроволновка?) — ящик с освещенным экраном, а внутри вращающаяся птица, и все завороженно глядели на это сюрреалистическое зрелище: “телевизор для утки”, как сказала Кристинка, дочь Аллы… Аллы Великой».
Но почему-то не «Аллу Великую», а манекенщицу Галину Миловскую выбрал в 1970 году Брусиловский для первого в СССР сеанса боди-арта. Голую женщину он расписал, как матрешку, цветочками и бабочками, что запечатлели приглашенные в мастерскую с этой целью западные фотокорреспонденты. Материал оперативно опубликовали в итальянском журнале: оказывается, в СССР есть и такие художники, которые не готовятся к празднованию столетия Ленина! Эффект получился ошеломляющим.
У Валентина Воробьева в его подвале на улице Щепкина, 4, жизнь тоже бурлила от нашествия иностранцев-покупателей, поэтов и алкашей; с конца 1960-х годов художник снабжал своими работами все континенты планеты, и Латинскую Америку, и Австралию, и Европу, и Азию. Воробьев завел амбарную книгу при входе, куда каждый мог писать, что вздумается, как когда-то в дореволюционных салонах. Но чаще всего в этой книге отмечался Анатолий Зверев — придя в отсутствие хозяина, он сообщал: «Я был — сижу в диетической столовой напротив — пошел с бабой в кино — приду через час. А.З.». Заходишь в столовую — он там сидит…
Глава пятая.
Артистическая братия. Богемные кабаре и кафе. Капустники. Дом актера. Спасительный «Арагви»
«Засрак» — заслуженный работник культуры РСФСР.