Повседневная жизнь средневековой Москвы

Играли в зернь и карты не только в кабаках, но и в специальных «зерновых избах», банях и даже, таясь от начальства, в лесу или в подпольных игорных домах, чтобы доход с игры шел мимо государевой казны. В документах часты упоминания о вредных последствиях карточной игры: служилые люди, крестьяне, иноземцы проигрывались «донага», закладывали одежду, оружие, лошадей, писали на себя кабалы. При игре возникали ссоры, драки, совершались убийства, должники в поисках денег занимались грабежом. С.В. Бахрушин установил, что кости служили не только для игры, но и для гадания — «развода костного». Предсказание совершалось по комбинации трех выпавших цифр. Специальные гадательные книги (одна из них связывалась с именем пророка и царя Давида) содержали разъяснения, как трактовать те или иные сочетания. Эти определения, как и полагается, были туманны. Так, числа 330 означали: «Сердце радуетца, не ведая над собой недруга лесна под рукою стояща, а сами от тобя больше бояца, а начаятися от своих же недруга, по болезни здравие кажет». Цифры 4.1.3 давали более благоприятный прогноз: «Сердце радосно вельми, а недруг, что под рукою стоит — ты ево не бойся, а начаятися после радости и одоление на враги…» Одни «меты» считались «добрыми», другие — «злыми», «негодными». Кости отвечали на вопросы о здоровье, недругах, корысти и радости, сердечных и домашних делах и т. д. В некоторых книгах итоги метания костей толковались с помощью библейских и евангельских цитат. Традиция гадания по костям была столь же древней, как и сама игра. В России XVI—XVII веков гадание по костям, как и любое иное, считалось бесовской забавой, а сами гадальщики преследовались. Восходило это еще к осуждению «развода костного» Отцами Церкви Климентом Александрийским и Иоанном Златоустом, вошедшего в постановления VI Вселенского собора (680). В 1647 году был отдан в монастырь «под крепкий начал» крестьянин Н.И. Романова Мишка Иванов «за чародейство и за косной развод и наговор»^{431}

.

По-видимому, второе место среди азартных игр занимали карты. Впервые они упоминаются в сочинениях князя Андрея Курбского, осуждавшего «западных царей», имеющих обычай «все целые нощи истребляти, над карты седяще и над протчими бесовскими бреднями». Церковное осуждение карт (как игральных, так и гадальных) тем не менее, как и в случае с зернью, не приводило к их полному запрету. Карты являлись одним из популярных импортных товаров, и ввозили их не скрываясь. Например, в 1647 году голландские купцы, жаловавшиеся на незаконные пошлины, которые берут с них таможенные головы и целовальники, в числе товаров, обложенных этими пошлинами, называли карты^{432}

. Еще одной азартной игрой был «яичный бой». С.Б. Веселовский сравнивал его с традиционной пасхальной забавой — бить одним вареным яйцом другое, чтобы разбить скорлупу. Играли в «яичный бой» также на деньги. Наконец, осуждались Церковью шахматы и шашки. По-видимому, в них также могли играть на деньги. Джером Горсей сообщает, что последние часы своей жизни Иван Грозный провел за игрой в шахматы. Шахматы и шашки (даже «хрустальные» шахматы) упоминаются среди обстановки царских палат XVII века.

О том, что духовенство имело основания опасаться дурных последствий шахматной игры, свидетельствует эпизод из жизни тяглеца Огородной слободы Ивана Григорьева. Проходя 21 июля 1687 года по Овощному ряду, он согласился на предложение незнакомого ему ранее торговца Кондратия Степанова сыграть в шахматы «за любовь» (то есть не за деньги). Видимо, в процессе игры правила изменились и с него потребовали деньги. Результат оказался плачевным. Кондратий «после той игры учал… бить и бранить и с Ивашки сбил шапку, а из той шапки пропал плат, а том плату завязаны были запаны золотыя с алмазы»^{433}.

Рассказ о кабаке увел нас довольно далеко от винопития к иным сторонам московской жизни. Тем не менее азартные игры и гадания были тесно связаны с времяпрепровождением за чаркой в царском кабаке. Здесь кипела своя жизнь, с трудом поддававшаяся регулированию государевыми указами и церковными запретами. В весьма жестко регулировавшихся государстве и обществе кабак был территорией, обладавшей значительной степенью свободы.