Читаем Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного полностью

Чего уж никак нельзя сказать о должности дефтердара. Слово это, если переводить его буквально, означает «хранитель списков», фактически же оно указывает на главного казначея империи. Термин дефтердар входит в оборот только в первую половину XV века, когда имелся всего единственный дефтердар, а именно дефтердар Румелии. В конце того же столетия возникает аналогичная должность и для Анатолии, и с тех пор первый дефтердар (Румелии) получает повышение в чине и начинает именоваться башдефтердар — «главный казначей». Селим I учредил и третий пост дефтердара — для Сирии. Вскоре появился еще один — ведавший откупами в Стамбуле. Но все они были поставлены под начало башдефтердара, который, согласно одному регламенту конца XVII века, «назначен ведать финансами и в своем собственном доме предоставляет место для работы дивана финансов; он принимает все жалобы по финансовым вопросам и принимает по ним надлежащие решения…»{166}

.

Башдефтердар контролирует все государственные финансовые дела, получает каждый вечер отчет об операциях казначейства и два-три раза в неделю передает эти отчеты великому визирю. Никакая денежная сумма не может покинуть казначейство без письменного разрешения (тезкере) с его штемпелем. Этот главный казначей ведает финансами только Империи, то есть только публичными расходами и доходами. Он не имеет никакого отношения к личной казне султана, которой заведует хазинедарбаши

. О последнем сказано так; «…его обязанность — вести отчетность по расходам на содержание двора и оприходовать случайные доходы, а также дары, преподнесенные Великому Господину…»{167}.

Пост башдефтердара чрезвычайно деликатен: тот, кто его занимает, непосредственно на себе испытывает капризы султана и следующие за ними удары и превратности судьбы. Но он в той же мере и важен. И важность его проистекает не только из того, что башдефтердар руководит государственным казначейством, но также и из того, что к нему стекаются акты и документы относительно земель, предоставляемых военным и гражданским чиновникам за их службу, относительно изъятий из налогообложения или облегчения налогового бремени и, наконец, вся документация касательно финансовых привилегий корпораций — документация, имеющая первостепенную значимость в первую очередь для Стамбула. Под его началом — от 250 до 300 секретарей и соответствующая его рангу свита примерно из 300 персон.

Помимо только что упомянутых трех очень высоких должностей имеются так называемые «визири купола» — куббе визирлери. Они заседают в Диване, и их главная функция — служить помощниками великого визиря. Их число колеблется в зависимости от эпохи от 1 до 10. Это тоже высокие сановники, но их статус не дает им никаких гарантий от последствий дурного настроения султана или великого визиря.

Наряду с ними не менее важную роль играют религиозные власти — в силу теократического характера государства. Первое место среди них принадлежит муфтию Стамбула, который носит дополнительный титул, подчеркивающий это первенство, а именно — шейх-уль-ислам

. Именно он, подтверждая соответствие указов, продиктованных султаном, положениям Корана, тем самым придает им законную силу и делает их применение обязательным. С другой стороны, к нему как высшему религиозному авторитету направляют на решение спорные вопросы, возникающие в самых различных областях общественной жизни. Его суждение по каждому из них в отдельности называется фетва. Нередко издание фетвы не имеет другой цели, кроме обоснования того или иного правительственного постановления. К примеру, одна из фетв возбраняет употребление табака.

Ступенью ниже муфтия находятся два кадиаскера — «армейские судьи». Один из них — для Румелии, то есть для европейской части Империи, другой — для Анатолии, или, шире, для ее азиатской части. Несмотря на слишком узкое обозначение («судьи армии»), они простирают свою юрисдикцию не только на армию, но и на упомянутые в их титуле территории, назначая в их границах судей. Оба заседают в Диване, но к Стамбулу никакого отношения не имеют; столичный кади им не подотчетен, но он зависим от султана, великого визиря и шейх-уль-ислама{168}. Кади Стамбула выше прочих кади (судей) во всей Империи, но ниже кадиаскеров. Во всяком случае, этот персонаж — первостепенной значимости. Пост столичного кади — предмет честолюбивых вожделений не только сам по себе: пребывающий на нем может надеяться стать со временем кадиаскером и даже, если будет угодно Аллаху, подняться на высшую ступень в религиозно-правовой иерархии — на ступень шейх-уль-ислама. И в самом деле, такое возвышение случалось не столь уж редко.

Наконец, великих империй не бывает без могучей армии, и Османская империя вовсе не исключение из общего правила. При Селиме I и Сулеймане турецкая армия покрыла себя славой при завоевании Восточной Анатолии, части Азербайджана, Сирии, Палестины, Египта, Ирака, Венгрии, чему способствовал и турецкий флот, захватывая Родос, Северную Африку и, несколько позднее, остров Кипр.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология