Приведенные выше многочисленные примеры дел могут создать у читателей впечатление, что работа политического сыска в XVIII веке по пресловутым «первым двум пунктам» сводилась преимущественно к борьбе с «народной молвой» и всевозможными «непристойными словами», которые составляли подавляющую часть политических преступлений того времени.[411]
Если учесть при этом слабую организацию этого института на протяжении всего столетия, может возникнуть вопрос, не служило ли создание Тайной канцелярии и Тайной экспедиции лишь нагнетанию «государственного страха» на несознательных и склонных к «мятежесловию» подданных.Безусловно, такую роль сыскная служба играла, хотя – судя по многочисленным и порой схожим словесным оскорблениям в адрес власть предержащих – не очень успешно. Но ее деятельность не исчерпывалась этой функцией. Тайный сыск в XVIII столетии выступал правительственным орудием борьбы с порожденными петровскими преобразованиями новыми вызовами, прежде всего – политической нестабильностью.
В жестко централизованной системе самодержавной монархии желание конкретного лица или группы повысить свой статус и благосостояние заставляло стремиться к вершине, где происходила раздача чинов, имений и прочих благ. Естественно, оказывать реальное влияние на власть могла только приближенная к трону группа знати. При отсутствии правовых традиций и легальных корпоративных форм донесения до престола своих чаяний «регуляторами» статуса при абсолютизме стали не учреждения и твердые правовые нормы, а «партии», придворные интриги и со временем гвардейские полки.
Как уже говорилось, петровская гвардия являлась не только элитной воинской частью, но и чрезвычайным рычагом управления. В первой половине столетия гвардия стала школой кадров военной и гражданской администрации: из ее рядов вышли 40 процентов сенаторов и пятая часть президентов и вице-президентов коллегий. Культивируемые Петром I силовые методы и приближение гвардейцев к «политике» не могли рано или поздно не породить их желания вмешаться в политическую борьбу, чтобы возвести на престол наиболее подходящую, с их точки зрения, фигуру.
Главные действующие лица «эпохи дворцовых переворотов» – А. Д. Меншиков, И. А. и В. В. Долгоруковы, Д. М. и М. М. Голицыны, Б. Х. Миних, позднее А. Г. и К. Г. Разумовские, П. И. и А. И. Шуваловы, братья Орловы и даже такие «штатские» деятели, как П. А. Толстой, Н. Ю. Трубецкой, Н. И. Панин, Я. П. Шаховской, – прошли эту школу: служили в гвардейских частях или командовали ими. Но за спинами гвардейских командиров стояли не менее честолюбивые, но менее удачливые подчиненные. В рядах гвардейцев встречались выходцы из древних аристократических фамилий; однако полковые списки 1724–1725 годов показывают, что большинство служивых были мелкими помещиками: так, в Семеновском полку 27 процентов дворян вообще не имели крепостных, а половина владела не более чем одним-пятью дворами.[412]
Оборотной стороной выдвижения новых людей в армии, государственном аппарате, судах были хищения, коррупция, превышение власти. Переход патримониальной монархии в бюрократическую империю вызвал разрыв с прежней традицией гражданской службы вследствие резкого разрастания бюрократии (только за 1720–1723 годы число приказных увеличилось более чем в два раза) и снижение уровня профессионализма чиновников при возрастании их аппетитов.[413]
Наконец, обретенный при Петре I статус великой державы не мог не привлекать внимания правительств других стран к ситуации при петербургском дворе. Внешнеполитическая ориентация, в свою очередь, играла не последнюю роль в борьбе за власть в самой России: в первой половине XVIII века правящая верхушка не раз стояла перед дилеммой союза или с Австрией, или с Пруссией и Англией, или с Францией. В соответствии с различным пониманием интересов России возникали противоборствовавшие группировки вельмож и придворных. Столкновение мнений по вопросу о союзнических отношениях империи с европейскими державами вплеталось в перипетии соперничества у трона и являлось частью общей картины придворных интриг на протяжении всего столетия.
Петровская Тайная канцелярия за восемь лет своей работы рассмотрела всего 280 дел, как об этом сообщает экстракт, составленный в июне 1726 года накануне ее ликвидации.[414]
Конечно, это только часть процессов по «первым двум пунктам» той поры; количество дел, «взятых в разработку» в Преображенском приказе, еще не подсчитано, но за 1715–1725 годы расследовалось (вместе с указанными выше 280) 992 дела.