Он оставил после себя троих детей — дочерей Анну (1728), Дарью (1730) и старшего сына Григория (1724). Известно, что Григорий с малых лет трудился на Большом суконном дворе, а уже в 1739 году, в тринадцатилетнем возрасте, числился среди беглых «фабричных»
[333]. К сожалению, другой информации о том, как сложилась его судьба, у нас нет; но ясно одно: с подросткового возраста он не был покорным работником. Возможно, Григорий последовал примеру отца и его судьба была похожа на судьбу нашего следующего персонажа — Матвея Гаврилова сына.Потомственный «фабричный» Матвей Цыган
Матвей Гаврилов по кличке Цыган (Цыганов) родился около 1719 года в семье «фабричного» Большого суконного двора Гаврилы Самойлова. Приблизительно в это же время на Большой суконный двор пришел Иван Яковлев сын Серков. Если Серков записался в «фабричные» после размышлений, имея ряд других возможностей, то место Гаврилова в обществе было определено с рождения: он принадлежал к только зарождавшемуся новому «чину» в социальной структуре Российской империи — детям «фабричных» — точнее, мануфактурных работников.
Известно, что в 30-х годах XVIII века в текстильной промышленности (полотняной, шелковой и суконной отраслях) доля потомственных «фабричных» составляла 5–10 процентов от числа всех мануфактурных работников. Почти половина их трудилась на Большом суконном дворе — крупнейшей московской мануфактуре. 126 из 1371 труженика Большого суконного двора (10 процентов) были наследственными «фабричными».
Это было второе поколение российского пролетариата, с детства занятое промышленным трудом. Из «сказок» их отцов можно узнать, что их сыновья часто начинали трудовую деятельность на мануфактуре в семь — девять лет. Естественно, проработав многие годы на одном предприятии, они не мыслили себя в другой роли
[334].Понятно, что при четырнадцатичасовом рабочем дне у Гаврилы Самойлова вряд ли было достаточно времени, чтобы уделять внимание сыну. Суконщики работали и жили в тяжелейших условиях, в результате чего мануфактура стала одним из наиболее криминогенных мест Москвы, где существовало целое сообщество профессиональных преступников. Не приходится удивляться тому, что родившийся и выросший в трущобном «фабричном» мире Матвей Цыган с юных лет попал в среду московских карманников. У нас есть и другие примеры того, как выросшие на Большом суконном дворе дети подвергались влиянию взрослых преступников. Так, пятнадцатилетний «фабричный» И. Софонов занимался кражами вместе с опытным вором, 35-летним работником Большого суконного двора Н. Глухим, который, надо полагать, обучал его профессии карманника
[335]. Может быть, таким же образом и Матвей Гаврилов с ранних лет освоил воровское ремесло благодаря старшим коллегам по Большому суконному двору. А учиться там, как мы уже знаем, было у кого.Впервые имя Матвея Цыгана нам встречается в реестре тридцати трех «мошенников», поданном Иваном Каином 28 декабря 1741 года в Сыскной приказ. Спустя два дня подканцелярист Иван Фомин в сопровождении солдат пытался поймать Матвея, квартировавшего «за Москвой-рекой, близ Овчинников, в Татарской улице». Но в тот день здесь его взять не удалось, а хозяин жилья Осип Федоров показал, что «сего числа он, Цыганов, в доме ево, в верху, у жильца ево, Михаила Коровина, спал на печи и, встав, пошел незнаемо куды».
Возможно, Матвея предупредили об опасности, и в этот день ему удалось скрыться от следствия. Зато историкам стали известны любопытные сведения о тех убогих бытовых условиях, в которых он жил. Не имея собственного жилья, он спал на печи у «фабричного» М. Коровина, который сам снимал угол «на верху» у «фабричного» же Осипа Федорова, в свою очередь арендовавшего часть двора у сержанта Преображенского полка Ф. Ф. Павлова.
В следующем январе Гаврилов все-таки оказался в Сыскном приказе. Хотя подлинника его допроса обнаружить не удалось, в приговоре есть «экстракт» из его показаний: «Матвей Цыганов в роспросе и с одной пытки винился в ведомстве мошенничества за доносителем Иваном Каином: как он, Каин, в талую воду в лодках на перевозе вынимал разных чинов у людей платки и деньги, он, Цыганов, видел, и за то с него, Каина, он, Цыган, брал пай…»
[336]