Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Сопоставление подобных заявлений с целью выявить стабильные преступные группы приводит к путанице, поскольку состав групп в различных показаниях практически никогда не повторяется. К примеру, в процитированном выше протоколе допроса «фабричного» Афанасия Столяра названы четыре сообщника: Михайла Жужла, Иван Кувай, Иван Мотыль и Алексей Емелин. Однако в заявлении Михайлы Жужлы фигурирует уже несколько иной состав преступной группы: «И тому ныне лет пять он, Михайла, стал мошенничать и мошенничал с товарыщи Иваном Каином, Троицы-Сергиева монастыря крестьянином Савелеем Плохим, Большого суконного двора с Иваном Ивановым сыном Куваевым на Каменном мосту и в крестныя хождении вынимали у разных людей денги и платки…»[464] В свою очередь, Иван Кувай на допросе в качестве сообщников назвал трех человек: уже известного нам Жужлу, крестьянского сына Ивана Голого и Афанасия Столяра. Самым разговорчивым и памятливым оказался Иван Голый — он в числе сообщников перечислил уже 19 человек[465]

.

При сопоставлении показаний выясняется, что почти все «мошенники» оказывались так или иначе связаны друг с другом, что подтверждает предположение, что практически все пойманные Каином профессиональные воры были членами единого преступного сообщества. Но неверно было бы представлять его как некую статичную конгрегацию преступников, организованных в стабильные группировки. Среди воров Москвы не было единоначалия, и они могли для совершения преступлений сколачивать компании в самых различных вариациях.

Материалы некоторых допросов отчетливо показывают, как отдельные московские «мошенники» объединялись в кратковременные группы. Зимой 1742 года на Красной площади Каин поймал двух школьников Московской гарнизонной школы — одиннадцатилетнего Степана Корчежникова и двенадцатилетнего Алексея Аникиева. Последний на допросе рассказал о событиях прошедшего дня: «И генваря 24 дня шел он, Алексей, ис показанной школы к Арбацким воротам к матери своей, и близ тех ворот ему, Алексею, попался той же школы школьник Степан Раманов, которого он звал в город для мошенничества — вынимать у деревенских мужиков ножи. И по тому зову он, Степан, с ним, Алексеем, и пошел. И, пришед близ Спасских ворот, у деревенских мужиков вынули два ножа, и в те поры увидел их по сему делу явшей доноситель Иван Каинов и, взяв их, привел в Сыскной приказ». Его «товарищ» на допросе подтвердил эти показания[466]

. Как видно, ученики гарнизонной школы, несмотря на юный возраст, уже далеко не первый раз совершали подобные кражи, каждый из них был прекрасно осведомлен о деятельности другого на этом противозаконном поприще, а возможно, они и ранее действовали сообща. 24 января, случайно повстречавшись в городе, они решили объединить усилия. По всей видимости, большинство действовавших в Москве во времена Ваньки Каина групп «мошенников» представляли собой подобные случайные кратковременные образования, а не стабильные шайки.

Карманные кражи

Восемнадцатого августа 1743 года Иван Каин в толпе прохожих возле Москворецких ворот поймал воспитанника гарнизонной школы Алексея Адолимова «с поличным ножем да бритвой, которая без черена, которой в разных местах мошенничает». На допросе тринадцатилетний преступник признался: «…приносной с ним бритвой отрезывал у деревенских мужиков ножи в ножнах и прорезал у одного мужика мешок, вынул денег два алтына. А сколько он, Алексей, обрезывал и вынимал из кармана ножей, за множеством не упомнит, понеже мошенничает недель з десять. И оные ножи продавал на площади прохожим незнаемым людям»[467]

. Видимо, подобным же инструментом в феврале 1742 года пользовался и двадцатилетний «фабричный» Федор Яблочкин, который «в роспросе и с подъему (на дыбе. — Е.А.) винился, что… в крестные хождении по празником у разных женок с шубок срезывал серебреные пуговицы»[468]

.

Техника кражи, которую использовали эти «мошенники», очень древняя. С незапамятных времен во многих странах, в том числе в России, основным видом преступлений в больших городах было срезание кошельков, которые городские обыватели носили на поясах. Так, во Франции городских воров очень долго называли coupeur de bourse (дословно «срезающий кошелек»), в России же, как мы знаем, их коллег именовали «мошенниками» (от слова «мошна»). В XVIII веке в связи с распространением моды на костюм с карманами и, соответственно, прекращением ношения привязных кошелей эта воровская техника постепенно уходит в прошлое[469].

В России же этот рудимент древнего воровского «ремесла» продолжал сохраняться, пока «деревенские мужики» продолжали приходить в город. Ведь петровские указы, предписывающие носить европейское платье и обувь, не распространялись на священников, крестьян и извозчиков[470]. Поэтому «мошенники» продолжали использовать эту древнюю технику воровства именно применительно к крестьянам, приходившим в Москву в традиционном русском костюме и носившим на поясе ножи и кошельки.