Повторение пройденного

— Мы получили приказ, товарищи, — мерным, своим невыразительным голосом говорил комбриг, — выступить сегодня ночью в указанном направлении. Смотрите на карту. — Он подошел к грубо сколоченному столу, стоящему у бревенчатой стены блиндажа, и командиры последовали за ним. На столе была разослана потертая карта. На ней стояла плошка, сделанная из снарядной гильзы. — Бригада должна совершить двухсоткилометровый марш. — Андронов сделал паузу и посмотрел на командиров. Они молчали. Каждый из них представлял себе, что такое двухсоткилометровый марш по только что освобожденной земле, по лесным заваленным снегами дорогам. — Мы будем идти вот здесь, — Андронов показал красную ломаную линию, проведенную на карте, — побатальонно, имея направление на город Торопец и села Осьмино, Крюково, Михаи на реке Ловать; вот здесь, севернее Великих Лук, — район сосредоточения бригады. Отсюда мы должны будем развернуть наступление в районе города Локня и в результате выйти на железнодорожную линию Насва — Локня и оседлать эту магистраль. Такова, товарищи, поставленная перед нами задача, выполнив ее, мы откроем нашим частям путь в Прибалтику.

Он сделал паузу.

— Какие будут вопросы?

— Кто будет поддерживать наше наступление? — поднялся начальник разведки.

— Сходные задачи имеют другие части шестого корпуса сибиряков, — сказал Сыркин скупо.

— Если позволит погода, обещали, что с воздуха окажет поддержку штурмовая авиация.

— Хорошо бы… — подумали все.

— Еще вопрос, — на этот раз встал Артюхов. — Каковы силы противника в том районе?

— Точных данных мы пока не имеем, об этом надо батальон разведки просить…

— Но есть данные разведки фронта, — сказал Сыркин. — На этом участке сильный укрепрайон противника. Его обороняют, как минимум, две пехотные и одна танковая дивизия. Есть данные, что на участке нашей бригады оборону держат войска СС.

* * *

Я приехал в Великие Луки рано утром. Город недавно праздновал тридцатилетие освобождения. Пока я доехал до центра, дождь усилился. Подняв воротник куртки, я вышел на мост через такую известную мне по военным книгам Ловать и был чуть взволнован и удивлен этой встречей. Река сейчас, в половодье, желто-бурая, несла льдины, сталкивала их, била, выбрасывала на берег, а они лезли друг на друга со скрипом, треском. Быки моста невозмутимо рубили это месиво. Дорожка вывела меня на площадь, пустынную под дождем. Памятник я узнал сразу. Подняв автомат, в добротном несолдатском полушубке, на меня бежал Матросов. Парень этот, намного моложе меня, занимал мои мысли не первый день, и я всматривался в работу Вучетича, поставленную здесь через несколько лет после войны. Лицо у бронзового солдата было очень мокрое, и полушубок был мокрый, и сапоги. За его спиной белел модерном музей, и я пошел к нему. В Музее комсомольской славы имени Матросова я провел три последующих дня в разговорах с осведомленной и доброжелательной Галиной Трофимовой, директором. Киномеханик Толя много раз подряд крутил для меня в пустом кинозале военную хронику — очень маленький ролик, снятый летом или ранней осенью сорок третьего года, уже после того, как погиб Матросов.

Они шли маршем куда-то по безлесной, слегка холмистой местности, с автоматами за плечами. А потом был другой кусок — они уже сидели у костра после боя, очень усталые, одинокие какие-то, может, такое ощущение было у меня оттого, что сюжет показывали мне без текста, и я не знал кто и где; я запомнил молодого-молодого, лет двадцати четырех, майора, зябко запахивающего на плечах шинель, а потом показали бойцов — пожилых, бородатых и совсем еще мальчишек, и они что-то рассматривали, передавая из рук в руки. Только мне было не разобрать, о чем говорят, но камера приблизилась к ним, дала крупный план, — с рук на руки показывали автомат, на прикладе которого штыком было глубоко вырезано: «А. Матросов».