Авангард, наконец, тоже сообщил о своём всё ещё существовании – люди спереди, пешие и конные стали понемногу подтягиваться к обозу. Десятки… сотни раненых, слабо и так, что без ужаса не взглянешь! С бледными и злыми лицами, в порезах, в рваных одеждах, с чужим оружием или неожиданно почти голые… В шоке Ю даже увидал, как пешим, потасканный и потёртый, точно его отмолотили в кабацкой драке, среди еле волочащих ноги бредёт гез Селен! А глядит-то волком…
По приказу командиров люди стали разбивать палатки, куда тут же потянулись раненные – и всё вокруг Старика! Замечая у того среди больных и вражеских воинов, бойцы поглядывали на него косо, кто-то даже под нос бурчал, однако основная масса помалкивала.
Прошло ещё совсем немного времени и вот во главе поредевшей дружины прибыл уже сам ктитор с сыновьями! Испытывая вышибающую слезу боль и в ноге и в животе Ю морщился, но сжимал зубы и изо всех сил крепился, стараясь слабость не показывать – не дай Всевышний воспримут за неуважение: ещё и палок всыпят!
В отличии от телохранителей… некоторые из которых теперь даже без оружия и шапок!.. Борис держится орлом; правда взглядом молнии метает – того и гляди на кого-нибудь гром падёт! Его старший, Диг, тоже смотрится хорошо.
Окинув окружающих недобрым взором Борис застыл… и резко с седла спрыгнул! Его ныряющие в усы широкие ноздри раззявились, с шумом втягивая, а правый кулак сжался, точно уже намеряясь кого-то ударить!
– Что это я здесь вижу?! Что это?! – Зрачки ктитора вспыхнули, словно угли! – Почему вы в таком жалком состоянии?! Где ответственный, куда делся?! – И, спустя минуту тишины, когда над мужиками уже нависла должная вот-вот разродиться гроза… Борис взорвался: – Понятно… Идиоты! Придурки! Плохо сработали! Развели разгильдяйство! Подставились, дураки! Лучше надо уметь воевать!
Не скупясь в оскорблениях ктитор пошёл мимо рядов, то и дело хватаясь за рукоять сабли; люди с опаской поглядывали на его правую и когда Борис проходил мимо, нервно сглатывали, точно уже прощаясь с жизнью.
Наконец на глаза главному попались лежачие на земле и уже потихоньку перебирающиеся в палатки подранки. Совершенно не чураясь разбрызганной крови Борис прошёл прямо по натёкшей и уже успевшей почернеть луже и остановился над Стариком… в этот момент согнувшемся как раз над одним из «чужаков»!
– Как интересно… – Словно не замечая, что лекарь не подорвался кланяться а и дальше чего-то там своё делает, Борис с прищуром повертел головой. – И там тоже… и вон там… Дож… как тебя, забыл – ты не хочешь ли объясниться?..
Будто только теперь заметив, что перед ним сапоги ктитора, Старик наконец с узлом перевязи закончил, и только после поднялся. С ознобом, будто заболел, наблюдающий за этой сценой Ю дёрнулся, чуть не наступив на носки сзади стоящего – лицом к лицу ктитор оказался ниже лекаря почти на голову!
– Да вот, – голос Старика не дрогнул, его рука окинула окружающее, – за ранеными ухаживаю. Они же здесь
«Точно сейчас за саблю схватится… Как пить дать…» – позабыв о болячках и уже не моргая Ю сглотнул, царапая сухое горло.
Каменея лицом Борис нахмурился… повертел головой, будто проверяя, в самом ли деле глаза его не обманывают… и неожиданно посветлел!
– Молодец! – Левая в дорогой перчатке хлопнулась на плечо Старика, словно птичка на ветку дуба. – Отлично сработал! Это очень хорошо, что ты умудрился и несколько ЭТИХ уберечь! Найдётся палачам работа…
Может Старик и хотел чего возразить, но Борис резко обернулся; его правая сделала несколько быстрых пассов и тут же, точно только сигнала и ждали, несколько дружинников принялись бережно Найга с седла стаскивать.
– Старик! – Вновь кинув на лекаря острый, как и его сабля, взгляд, Борис уже не заговорил, а будто закричал. – Спаси моего сына! Спаси Найга, вылечи его! Если справишься и быстро – проси чего хочешь! Ну а если нет, – голос ктитора вновь стал нормальным, а его левая наконец-то чужое плечо покинула, – на раскалённых углях окажешься. Ты меня знаешь, так что…
Озирая лекаря так, что у слабонервного могло бы и не выдержать сердце, Борис медленно повертел головой. Ю щурился, вглядываясь чуть ли не до треска в глазах, но даже если бы он их вырвал и кинул бы, как камни, в этих двух, то и тогда бы вряд ли в оттенках настроения ктиторского собеседника разобрался: давление, которое иного вдавило бы в землю, на Старике будто и не отразилось. Лишь, кажется, на миг вздулись его желваки… или почудилось. Посмотрев на несомого на руках воинов мальчика ни с уважением, ни с пренебрежением, Старик кивнул лишь, как принял какое-то решение.
– Как скажет уважаемый… Эй, молодцы! – Призывно махнув, лекарь крикнул дружинникам с энергией, с какой отдаются команды во время самой жестокой сшибки. – Несите молодого кира вот в эту палатку, там больше всего места! За-а-а мной!