Он начал с личного сообщения от Ёдзи Обары. «Я благодарен вам за письмо, – читал адвокат от имени подзащитного. – Рано или поздно у меня будет возможность с вами встретиться, но для начала, пожалуйста, взгляните на материалы, которые я могу вам предоставить». Араи придвинул мне пачку листов: записи судебных разбирательств, дневники Люси, фотографии Кристы Маккензи в квартире Обары. Большинство документов позже появилось в книге, которая тогда готовилась к выходу (речь о ней пойдет ниже), но часть снимков просто не подлежала публикации, особенно полицейские фотографии останков Люси, извлеченных из пещеры: голова, руки, торс, бедра, икры, ступни и лодыжки, хладнокровно разложенные на столе патологоанатома. Несомненно, изображения вызывали омерзение, и физиологический шок от вида расчлененного тела сменился стыдом, который вызывает порнография.
– Конечно, видеть такое тяжело, почти невыносимо, – заметил господин Араи, передавая их мне. – Мы очень сожалеем.
Казалось, он наблюдает за моей реакцией, пока я просматриваю снимки. Видимо, они должны были привлечь внимание к «черному веществу» на голове и во рту Люси, происхождение которого, по мнению Обары, прокуроры так толком и не объяснили. Но потом мне пришло в голову, что адвокат подразумевал нечто другое. Возможно, мне демонстрировали своего рода предупреждение или даже угрозу – манящий приоткрытый люк в шахту, возможность одним глазком заглянуть в тайну смерти Люси и в разум человека, совершившего такое злодейство.
Араи убедил меня забрать фотографии с собой; как он и просил, на следующей неделе я переслал их ему назад. Через четыре месяца в возмущенном письме он обвинил меня в том, что я отправил в Скотленд-Ярд копии, которые показали семье покойной Люси Блэкман. Адвокат писал: «Вы не только нарушили обещание, данное источнику, и предали наше доверие, но также ранили семью и умножили горе родных. Подобные действия непростительны ни для журналиста, ни для человека». В утверждениях Араи не было ни капли правды.
Вскоре я получил два письма от адвокатов Обары с указанием на неточности в моих статьях: даты, национальность одной из жертв Обары, последовательность событий. «Более того, – возмущался адвокат Синья Саканэ, – вы называете собаку, которая хранилась в морозильнике, немецкой овчаркой, что противоречит действительности: это шотландская овчарка». Я поблагодарил за ценное замечание и опять спросил об интервью, однако ответа снова не последовало. Но в мае 2006 года, после долгих лет отказов, Обара сам вышел со мной на связь в собственной манере, подав против меня судебный иск.
Обара – которого представлял суровый мистер Араи – обвинял меня в клевете. Обычно подобные иски адресуются газетам, напечатавшим недостоверные сведения, однако Ёдзи предпочел преследовать в судебном порядке меня лично. Он требовал возмещения морального ущерба в размере 30 миллионов иен (150 тысяч фунтов), и через три недели меня вызвали в Токийский окружной суд. Юридическая терминология письменной жалобы выглядела тяжеловесной и устрашающей, но если приглядеться внимательнее, обвинения звучали в типичном для Обары стиле, до смешного нелепом. Самое неожиданное обвинение касалось заседания, где давала показания Джейн и куда Обара не явился. Тогда, как сообщили наряду со мной все присутствующие журналисты, судья заявил, что Обара снял одежду и вцепился в рукомойник в камере, не желая выходить. Однако, по словам мистера Араи, утверждение является абсурдом и наглой клеветой. «Нет абсолютно никаких фактов, доказывающих, что истец… разделся догола, чтобы не являться в суд в тот день, – утверждалось в исковом заявлении. – Это противоправное действие нагло опорочило репутацию истца».