Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

Уиндеры заявили в полицию Эссекса, теперь туда же обратился и Тим. Он составил длинное заявление, в котором описал историю мошенничества, предоставил пленки с записями, факсы и электронные письма от Хиллза. Было возбуждено уголовное дело и выдан ордер на арест, но найти Майка не удалось. Вероятно, он уехал из Голландии в Испанию, в Аликанте; ходили слухи о его экстрадиции, однако шли месяцы, а новостей не было.

К радости семьи Уиндеров, через девять месяцев плена боевики освободили Пола с другом, и молодые люди вернулись в Британию к Рождеству 2000 года.

Когда через два года Блэкману позвонили детективы из Эссекса, тот уже почти забыл о своем заявлении. В центре Лондона два автоинспектора задержали владельца машины, припаркованной в неположенном месте, и попросили предъявить водительское удостоверение. После проверки данных на компьютере выяснилось, что на имя Майкла Джозефа Хиллза выдан ордер на арест.

Майк предстал перед Королевским судом Челмсфорда в апреле 2003 года по двойному обвинению в присвоении чужого имущества обманным путем. Его адресом значилась мини-гостиница в Ватерлоо. Он признал себя виновным и заявил, что ему надо было оплачивать лечение супруги, умиравшей от рака. Однако суд не нашел никаких доказательств того, что он потратил деньги именно на врачей. Хиллза обвиняли в мошенничестве и воровстве еще в 1970-х и теперь приговорили к трем с половиной годам тюремного заключения.

Перед вынесением приговора Майк произнес:

– Чего греха таить, да, именно я брал деньги, я и никто иной. Если бы я только мог вернуть их потерпевшим! Я был бы очень рад.

После приговора Тиму позвонили журналисты и получили ожидаемый в подобных обстоятельствах комментарий: Хиллз – жалкий, гнусный мошенник, наживающийся на несчастьях других. Тут не поспоришь.

– Но даже в тот момент, – признался мне позже Тим, – я понимал, что без этого проблеска надежды мне пришлось бы совсем худо. Эта ниточка, соломинка, за которую я схватился, удерживала меня на плаву. Меня спасала крошечная искра надежды, что Майк может вернуть Люси. Только благодаря ей я не захлебнулся.

По словам Тима, это не просто история о злодее и его невинной жертве; Майк Хиллз был ему необходим, и в каком-то смысле Тим сам его создал от горя и отчаяния. Майк сыграл для Блэкмана роль ясновидца, которым так верила Джейн. Только те обещали спасение благодаря своим сверхъестественным способностям, а Хиллз предлагал более грубый и осязаемый метод – сумки с деньгами, оружие, захват.

– Когда я понял, что он мошенник, – рассказывал Тим, – у меня словно отняли спасательный круг. Я не расстраивался из-за денег или самого факта надувательства. Меня совсем не беспокоило, что я стал жертвой преступления. Все это не имело для меня никакого значения. Я лишь чувствовал боль, потому что у меня из рук вырвали страховочный трос.

Тим восхищал меня и одновременно отталкивал тем, что даже в смятении и горе умел посмотреть на ситуацию со стороны и досконально изучить свое положение, каким бы психологически тяжелым оно ни было. Сколько найдется жертв мошенников, которые смело и открыто скажут: «Эти деньги я потратил не зря»?

– Я не злился, – уверял Тим. – Но почувствовал, как падаю в бездну: больше нет спасательного круга. Где теперь найти еще одну искру надежды?

Садомазохизм

Каким бы ни был ответ, искать его следовало в Роппонги.

Другая семья в подобной ситуации обходила бы стороной район, где с их близким человеком случилась беда. Но Блэкманы провели там немало ночей. Для них Роппонги представлял собой лабиринт, в котором заблудилась Люси. Кроме того, само место их просто заворожило.

Август, японское лето в разгаре. Даже в центре Токио с деревьев насмешливо стрекочут невидимые цикады. Внешние блоки кондиционеров изрыгают потоки горячего воздуха, отчего на улице душно, как никогда; неоновый свет плывет в мягком влажном воздухе.

После ужина в «Беллини» за счет Хью Шейкшафта Тим, Софи и их помощники ходили по барам и клубам в поисках следов Люси. Тим заходил в «Кадо» и «Уан айд Джек», а также в заведение, где девушки танцевали вокруг шеста и раздевались до трусиков-бикини. Однажды вечером он заглянул и в «Касабланку», где работала Люси.

– Странное зрелище, – рассказывал он. – Тесное помещение, обычные западные девушки и очень оживленные японцы, которые прикидываются, будто говорят по-английски. Выглядит непристойно и отвратительно. Но Люси у меня не ассоциировалась с профессией хостес, и я знал, что она сама не считала ее своим призванием. Если бы она сказала мне: «Просто классно! Я в восторге!» – я бы очень удивился. Но ей не нравилось это занятие, что меня, как ни странно, утешало.