Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

Мацумото позвонил в Севеноукс Джейн Блэкман и услышал от нее ту же информацию, которую повторяли все знакомые Люси: немыслимо, чтобы дочь уехала одна безо всяких объяснений. И 11 июля на базе полицейского участка Азабу создали оперативный штаб расследования, который возглавил один из самых опытных токийских детективов Тошиаки Удо. Инспектор Удо был вторым по старшинству в первом следственном отделе японской столицы, а его команда – элитой местной полиции. Они работали над самыми громкими и сенсационными преступлениями в стране: убийствами, изнасилованиями, похищениями, вооруженными ограблениями. Первый отдел был знаменит и окутан романтическим ореолом, как «летучий отряд» Скотленд-Ярда, о нем снимали фильмы и сериалы, писали книги. Инспектор Удо участвовал и в самом крупном послевоенном расследовании – деле религиозной секты «Аум синрикё», члены которой в 1995 году пустили в токийском метро нервно-паралитический газ в утренний час пик. Довольно высокий, с овальным лицом и большими выразительными глазами, которые придавали ему постоянное выражение легкого удивления, Удо скорее напоминал добродушного завуча школы, чем крутого детектива, и не отличался бурным проявлением эмоций. Но поиски Люси буквально потрясли его.

– Я вел много крупных и громких дел, – поведал он мне. – Но когда ответственность за расследование дела Блэкман возложили на меня, не мог сдержать дрожь напряжения. Я инстинктивно чувствовал, что речь идет о серьезном преступлении. Прямо-таки нутром чуял. И понимал, что такой случай нельзя игнорировать.

Его непосредственным подчиненным был Акира Мицузанэ – человек, который лично общался с семейством Блэкманов. У полицейской системы ушло больше недели, чтобы раскачаться и приступить к работе, хотя сами служители закона полагали, что отлично справляются с задачей.

Чем же занимались детективы последующие несколько недель? Детально восстановить ход событий сложно, но полицейские явно не спешили. К тому времени, когда был создан оперативный штаб расследования под руководством Удо, команда инспектора Мацумото уже проверила основные факты истории Луизы: статус подруг в Японии, их пристанище в Сасаки-хаусе и работу в «Касабланке». На это ушло три дня. А в последующие полтора месяца, начиная с 3 июля, когда Луиза сообщила об исчезновении Люси, расследование топталось на месте.

Прошли проверки в религиозных сектах префектуры Тиба («Но их очень много, – жаловался один из детективов. – Нужно уточнить информацию»). А вот более очевидных ниточек будто не замечали. Почти две недели после исчезновения Люси полиция не говорила с ее парнем Скоттом Фрэзером и не предпринимала никаких попыток найти человека по имени Акира Такаги, которым представился таинственный звонивший.

– Скорее всего, имя вымышленное, – заявил пресс-секретарь, – и мы не хотим без необходимости беспокоить невиновных.

Полиция ходила в «Касабланку», опрашивала хостес и проверила записи клуба. Некоторые клиенты, хоть и не все, оставляли свои визитки; клеркам, развлекавшимся за счет компании, выдавали квитанции с названием фирмы, и копии хранились в клубе. Но эту информацию обрабатывали необъяснимо долго. Хадзимэ Имуре – издателю, который развлекал Люси байками о ловле кальмаров, – позвонили уже в середине августа.

Зато полиция целыми днями допрашивала Луизу Филлипс. Во вторник 4 июля, на следующий день после исчезновения Люси, она впервые провела в участке Азабу целый день и последующие пять недель с понедельника по субботу являлась туда как на службу.

Допросы проходили в комнатке три на три метра с единственным столом, где размещались Луиза, два детектива и переводчик. Сидели с утра и часто до самой ночи. Луизу сразу поразили доброта и мягкость офицеров, а также их способность напряженно работать много часов подряд.

Каждый день девушке приносили обед, несколько раз жена одного из полицейских приходила с бенто-ланчем – набором миниатюрных закусок собственного приготовления. Власти предоставили Луизе квартиру с оплаченной арендой в 5 тысяч иен (30 фунтов) в сутки (не растерявшись, Филлипс скопила денег и купила себе фотоаппарат).

Сами беседы давались Луизе непросто. Замешательство и волнение часто вызывали у нее слезы беспомощности; и она не раз замечала, что у переводчицы и даже допрашивающих ее офицеров-мужчин тоже глаза на мокром месте.

Однако содержание разговоров не внушало доверия. И без них было ясно, что Луиза – главный свидетель, давняя подруга Люси и последний человек, который ее видел. Столь продолжительные допросы имели бы смысл, появись в деле новые подробности. Но большую часть времени детективы просто задавали одни и те же вопросы, снова и снова. Их дотошность впечатляла, а иногда даже пугала. Но бесконечные повторы наводили Луизу на мысль, что полицейские понятия не имеют, с чего начать, и даже не собираются копнуть глубже.