Пожизненный срок

— Может быть, перестанем даром тратить деньги налогоплательщиков и займемся делом?

Томас негромко кашлянул.

— Директивы, — сказал он, вынимая из папки документы. — В директивах недвусмысленно сказано, что стоимость системы криминальной юстиции не должна возрасти от отмены пожизненного срока. Но мои расчеты показывают, что стоимость взлетит под небеса.

— Нельзя ли конкретнее? — сказал начальник отдела, откинувшись на спинку стула.

— Подоплеку ты, конечно, знаешь. Самый длительный фиксированный срок заключения — десять лет. Заключенные, приговоренные к пожизненному заключению, в среднем проводят в тюрьме двадцать лет и шесть месяцев, по условиям приговора. Если учесть, что они выходят на свободу по отбытии двух третей реального срока, то в среднем они сидят четырнадцать лет. Если мы отменим пожизненное заключение, то новый максимальный срок для убийств будет между двадцатью одним и двадцатью пятью годами, вероятно, ближе к последнему сроку, а это означает, что разница между максимальным сроком и следующим по убыванию составит пятнадцать лет. Это не имеет смысла, потому что в таком случае открывается путь к ужесточению более мягких приговоров. Современная тенденция к ужесточению проявится более отчетливо, и эту возможность будут использовать все чаще…

— Это всего лишь твои спекуляции, — возразил Крамне.

Томас тяжело вздохнул:

— Вовсе нет. Я обсуждал этот вопрос с тремя профессорами по уголовному праву, с пятью экспертами из совета по профилактике преступности и конечно же с политическими группировками…

— И что они говорят?

— В течение трех лет нормативы приговоров повысятся таким образом, что мы будем иметь массу приговоров сроком в двенадцать, тринадцать лет… Опыт других стран показывает, что установленные сроки наказания увеличиваются, когда пожизненное заключение отменяют в пользу увеличения фиксированных сроков наказания. Когда мы в следующий раз будем приговаривать к тюремному заключению серийного насильника, он получит восемнадцать лет…

— И что? — перебил руководитель отдела. — Ты государственный служащий. Сейчас занимаешься политическими рассуждениями, но это не входит в твои обязанности.

Крамне, как всегда, говорил с вкрадчивой вежливостью, но слова были жесткими, вопреки обыкновению.

— Это не политические рассуждения, — возразил Томас. — Это реальность. Моя задача — оценить стоимость определенных законодательных изменений, и именно это я сделал. Если вы отмените пожизненное заключение, то вырастут фиксированные сроки за все преступления, и произойдет это в течение трех лет, а значит, содержание пенитенциарной системы обойдется казне на тридцать процентов дороже, и это при самых скромных подсчетах…

Крамне встал, обошел вокруг стола и подошел к закрытой двери. Томас вдруг с удивлением заметил, что у заместителя статс-секретаря красные глаза и слегка опухшее лицо.

«Неужели он стал много пить?»

— Дело вот в чем. — Крамне присел за стол рядом с Томасом. — Преступников слишком сильно жалели все время, пока нынешний министр занимает свой пост. Сроки заключения надо увеличить, вся правоохранительная система требует этого, но политики вставляют нам палки в колеса. Министр хочет даже упразднить ответственность за некоторые преступления.

— Например?

Пер Крамне снова встал, развел руками и вернулся на свое место.

— За государственную измену, — выпалил он, глядя пустым взглядом в глаза Томасу. — За бросок тортом в короля. Хотя это, наверное, плохой пример.

Крамне подавил вздох.

— Фиксированные, определенные кодексом сроки заключения — это единственное, с чем осталось справиться этому правительству. Они уже испортили все прочие начинания, включая злокозненный вопрос о прослушивании, но они всегда относились к нему с подозрением. Чем еще я могу тебя убедить?

Он наклонился вперед и положил свою волосатую руку на папку Томаса.

— Директива о запрещении роста расходов — это специально наложенное ими ограничение. Надо найти способ обойти эту отговорку. Надо сделать так, чтобы это прошло. Надо запирать преступников надолго, положить конец этому сюсюканью с ними.

Томас во все глаза уставился на шефа.

«Он хочет, чтобы я фальсифицировал расчеты для того, чтобы протолкнуть антидемократический закон».

Глядя Крамне в глаза, Томас медленно наклонил голову.

— Хорошо, — сказал он. — Я понял, что ты имеешь в виду. Спасибо за откровенность.

Лицо Крамне расплылось в широкой улыбке.

— Превосходно. Я жду от тебя новых расчетов. Какого черта, пообещай им экономию!

Томас собрал свои бумаги, встал и, не чуя под собой ног, выскользнул в коридор.

* * *

Два других репортера сидели за столом дневной смены и щелкали клавиатурами своих ноутбуков, когда Анника вернулась с обеда. Один из корреспондентов поставил кружку кофе на ее закрытый ноутбук.

— Прости, пожалуйста, — сказала Анника, указывая на полупустую кружку, — но мне надо поработать.

Молодая корреспондентка-стажер по имени Роня — одно из этих вычурных новомодных имен — подняла голову и передвинула чашку, демонстративно поставив ее в сантиметре от ноутбука Анники.