Пожизненный срок

Три жертвы убийства занимали достаточно низкое положение в уголовной иерархии и беззастенчиво клали деньги, вырученные от наркотрафика, себе в карман, думая, что Андерссон этого не замечает. Но он заметил и отрубил им руки, чтобы они не совали свои грязные пальцы куда не следует.

Но некоторые детали этой драмы продолжали казаться Аннике очень странными.

Самое удивительное: если Филипп Андерссон занимал одну из верхних ступеней в преступной иерархии, то зачем же ему понадобилось самому делать эту грязную работу и пачкать свои драгоценные брюки? Неужели все наемные головорезы были в это время в отпуске? Или Андерссон — просто садист?

Если у него хватило способностей и беспощадности построить наркотический синдикат, то почему не хватило ума на то, чтобы не оставить отпечатков пальцев на дамской сумочке?

Да, и почему на брюках не оказалось крови других жертв?

И почему, ради всего святого, ему потребовалось убивать их топором?

Сквозь пелену крутящегося снега проступили контуры входа Центрального вокзала. Анника вошла в здание вокзала и стряхнула с обуви снег.

Она заказала билеты в первый класс, чтобы за время пути спокойно отдохнуть и поработать. Поезд отправлялся в 7.15. В Халльсберге она сделает пересадку до Кюмлы, где будет в 9.32. Обратный билет она заказала на 13.28 и с нетерпением ждала, когда сможет им наконец воспользоваться.

В здании вокзала было черным-черно от народа, несмотря на ранний час в понимании людей из мира Анники Бенгтзон.

«Почему зимой никто не одевается в ярко-красные цвета? Или в оранжевые? Неужели природа, климат и шведское стремление не выделяться высосали из нас весь цвет?»

Она не успела позавтракать дома и купила в буфете бутылочку питьевого йогурта и яблоко.

Поезд отправлялся от платформы номер десять.

Его подали как раз в тот момент, когда Анника вышла на перрон. Она нашла свой вагон, место, сняла куртку, устроилась на полке и мгновенно уснула.

Она проснулась, как от толчка, услышав, как машинист объявил: «Халльсберг, поезд прибывает на станцию Халльсберг». Сонно пошатываясь, Анника с трудом натянула куртку и вывалилась на платформу буквально за секунду до того, как двери закрылись и поезд поехал дальше на юг.

Анника уже собралась было искать такси, когда до нее дошло, что она еще не в Кюмле и что ей надо еще шесть минут ехать до Кюмлы на местной электричке.

«Мне надо собраться и сосредоточиться. Я же встречаюсь с убийцей».

Она встряхнулась, чтобы освежить голову, и побежала на электричку до Эребро. Поезд тронулся. Из окна открывался безрадостный вид — бурые поля и серые крестьянские дома. Взгляду было не на чем остановиться, пока впереди не показалась смазанная туманом полоска соснового леса.

Она была единственным пассажиром, сошедшим в Кюмле.

Снегопад прекратился. Над городком висела пелена тяжелой и холодной сырости. Поезд с грохотом уехал, оставив за собой звенящую тишину. Несколько секунд Анника, оглядываясь, слушала ее. Большой супермаркет, пятидесятническая церковь, гостиница «Кюмла». Анника пошла к выходу со станции, хрустя подошвами по бетону платформы.

Она спустилась в серый туннель, по которому вышла на серую площадь, недалеко от продуктового киоска. Желудок бунтовал, так как яблоко и йогурт Анника забыла в первом поезде. Она подошла к окошку и заказала булочку с двумя запеченными сосисками, сливовый соус и банку напитка. Анника не поняла, что сказал ей молодой продавец: двадцать три или семьдесят три, и поэтому протянула ему купюру в сто крон. Сдачу она получила с семидесяти трех.

«И это за какую-то булочку с сосисками!»

Да и «Рамлоса» — водопроводная вода под маркой колы.

«Ничего удивительного, что люди становятся преступниками».

Она в три минуты управилась с едой, выбросила в урну салфетку и остатки картофельного пюре и, испытывая неприятное чувство, направилась к стоянке такси.

— Виагатан, четыре, — сказала она шоферу, садясь на переднее сиденье большого «вольво».

— Там, кажется, находится очень большая тюрьма, — сказал водитель.

— Да, — согласилась Анника. — С меня довольно. Прощай, жестокий мир.

Водитель покачал головой.

— Для тебя это неподходящее место, — усмехнулся он. — Тебе надо в Хинсеберг, в Фрёви — это по ту сторону от Эребро.

— Вот черт, как мне не повезло, — сказала Анника.

Машина свернула направо, и перед Анникой открылся вид исполинской тюрьмы. Стены и колючая проволока начинались едва ли не в центре городка. Такси наконец подъехало к большим металлическим воротам.

— Ну, вот и приехали, — сказал водитель. — Дальше мне нельзя.

Поездка обошлась Аннике в шестьдесят крон, дешевле, чем сосиски с соусом.

Она расплатилась, и машина исчезла, оставив ее наедине с гигантскими воротами. По обе стороны ворот тянулся двойной забор, состоявший из натянутых цепей, увенчанных колючей проволокой под током и высотой около пяти метров. В проволоке свистел холодный ветер.

Анника вскинула на плечо сумку и подошла к висевшему у ворот телефону:

— Мое имя — Анника Бенгтзон, я приехала на свидание с Филиппом Андерссоном.

Голос ее звучал тихо и пискляво.