Позорный столб (Белый август)

Просторная терраса, расположенная на крыше покачивающегося на воде дебаркадера, принадлежащего яхт-клубу, сияла, опоясанная венком из цветных лампионов. По углам плоской крыши на деревянных бастионах налетавший с Тисы легкий ночной ветерок развевал праздничные знамена. Их было четыре. Тяжелый, шитый золотом стяг с изображением девы Марии, взятый из алшоварошского храма, вручил белой армии настоятель монастыря францисканцев отец Иштван Задравец. Украшенный короной святого Иштвана и государственным гербом национальный трехцветный флаг пожертвовала восприемница знамени, супруга бывшего министра внутренних дел помещика Белы Келемена. Третье знамя было Сегедского яхт-клуба, принимавшего гостей; на четвертом красовался фамильный герб бывшего императорского и королевского контр-адмирала Миклоша Хорти, верховного главнокомандующего сформированной в Сегеде так называемой «Национальной армии».

На верхней террасе шла подготовка к банкету. Официанты накрывали камковыми скатертями длинный стол, имеющий форму подковы. Пламя тонких свечей, вставленных в цветные лампионы, колебалось от слабого ветра. Тяжелый, шитый золотом стяг с изображением девы Марии распространял терпкий кадильный запах.

Кроме этого благоухания, ночь на Тисе пронизывал соблазнительный аромат говяжьего рагу и жареной колбасы; в кухне на огромных противнях шипели всевозможные колбасы, готовящиеся для пиршества, устраиваемого по поводу убоя свиньи, хотя время было летнее. Семь оркестрантов-цыган по приказу адъютанта военного министра задолго до начала торжеств внизу, в баре яхт-клуба, молниеносно проглотили скромный ужин, состоявший из говяжьего рагу и галушек, чтобы быть наготове и в любой момент занять места у входа на террасу.

Только кларнетист, страдавший несварением желудка, пригорюнившись, съел рагу из легких с лимоном.

Верхняя терраса была еще пуста, лишь двое господ (один — наблюдавший за сервировкой стола, второй — устроитель банкета) сидели в углу под стягом девы Марии, овеваемые благоуханием ладана и ливерных колбас; первый был адъютант военного министра, второй — саженного роста квестор яхт-клуба. Они пили французский коньяк и обсуждали последнюю прискорбную новость о зверском истреблении тринадцати невинных будапештских священников.

Цыгане, получив на брата по изрядной порции вина с сельтерской, уселись на террасе и принялись ковырять в зубах, извлекая из них остатки галушек. Покончив с этим делом, они стали наигрывать заунывные патриотические мелодии согласно приказу обоих господ, скорбящих об истреблении священников. Внизу, у деревянного моста, ведущего к дебаркадеру, стояла вооруженная охрана в головных уборах, украшенных журавлиным пером. Солдаты стояли в струнку, откинув винтовки в сторону на вытянутой руке. Кроме главнокомандующего с его лейб-гвардейцами, исключительно офицерами, здесь ожидали премьер-министра сегедского правительства, военного министра, отца Задравеца, бегаварского Берната Бака — офицера запаса и владельца паровых мельниц в Сегеде и многочисленную знать. На берегу в искрящемся лампионами сумраке собрались кухарки, велосипедисты, вышедшие подышать свежим воздухом мелкие торговцы и свободные от службы городские таможенники; они разглядывали желтые, синие и розовые лампионы — красных, разумеется, не было — и слушали зажигательную патриотическую мелодию, сочиненную благодаря стараниям супруги начальника управления учебного округа Белы Шака. Время от времени часовые бесцеремонно прогоняли их.

— На Сатьмаз идут, потому такой сильный запах рагу! — высказала предположение какая-то толстая кухарка.

На берегу гремела музыка. Издалека, из сада отеля «Кашш», доносилось пение скрипки — там спаги в белых шальварах и красных кушаках пили под звуки боевой марокканской песни, которая, без сомнения, была обязана своим появлением стараниям супруги начальника учебного департамента Марокко и которую также исполнял сегедский цыганский оркестр.

В эти месяцы в городе Сегеде тридцать семь цыганских оркестров играли для сотен французских и венгерских офицеров в отелях «Кашш», «Тиса», «Ройяль», в трактире вдовы Онозо, в Гаагском кабачке, в алшоварошских ресторанах Скифского тайного общества отца Задравеца, на собраниях Кровного союза двойного креста, продолжавшихся до рассвета, в кухмистерских на проспекте Болдогассонь, а днем даже в кондитерской Шухайда.