— Это хорошо. Бредит — значит, выживет. — Али ибн Сина нацепил на левое запястье часы и спустил закатанные рукава рубашки. — Я завтра приду в то же время.
Скрипнула дверь, из комнаты хорвата вышел Михайловский с небольшим подносом, на котором стояла пустая глубокая тарелка с ложкой и лежала серая полотняная салфетка.
— Он поел? — спросил Халид, принимая у него ношу.
— Чуть-чуть, — ответил Казимеж.
— Проводите меня, — предложил врач.
— Подожди, я того, что постарше, запру на замок, — попросил поляк, — а то Стип еще вздумает чего…
— А что? — спросил Асаад.
— Считает, что он убил Светлану, — угрюмо ответил профессор.
Халид Асаад аккуратно упаковывал экспонаты и складывал в прочные ящики, похожие на армейские. Древнеримские скульптуры, фрагменты каменных строений с затейливой резьбой, древние предметы быта, монеты времен царицы Зенобии, мумифицированные тела из Долины Гробниц…
В музей, как к себе домой, зашел Михайловский:
— Как дела, господин смотритель?
— Неплохо, пан профессор.
— А я упаковал и описал двадцать ящиков, можете забирать.
Поляк потоптался, достал трубку, раскурил от спички, поискал, куда ее деть, не нашел и сунул в карман.
— Кофе будешь? — спросил Халид, достав турку и включив тены под емкостью с песком.
Поляк одобрительно кивнул головой.
— Эти раненые много времени занимают, — пожаловался Казимеж.
— Как они?
— Стип поправляется, все съел. Скоро выздоровеет.
— А второй?
Вместо ответа профессор сокрушенно покачал головой.
— Температуру измерял? — спросил Асаад, заваривая кофе.
— Смысла нет. Лоб горячий, все бредит, что это он виноват в смерти нашей Светы.
— А ты откуда знаешь? Он что, поляк?
— Да вот не могу понять. — Профессор вдохнул аромат свежего кофе и облизнулся от предвкушения. — Он бредит то на английском без акцента, то на немецком без акцента. А вчера сначала на украинском рассказывал о людоедах из Папуа — Новой Гвинеи, потом псалом «Живый в помощи» на русском читал. И поди пойми, кто он.
— Помочь тебе с ним? — предложил Халид, разливая ароматный кофе по чашкам.
— Сам справлюсь, — отказался Казимеж. — Ты своей работой занимайся.
— Я все-таки схожу с тобой, проведаю больного.
Старики неспешным шагом отправились в гостиницу для археологов. Весенний ветер подвывал в башне ворот сельджукской крепости. Когда-то входом в храм Белла служил восьмиколонный портик, в Средние века из него сделали боевую башню. Еще один угол храмовой ограды сельджуки тоже превратили в боевую башню, даже один зубец остался. Рядом — основание круглой башни, состоящей из одних сполий, «барабанов» круглых пальмирских колонн. Сам храм Белла находится внутри обширного двора с выветренными блоками от основания какого-то более крупного сооружения. В эпоху бронзы здесь устраивали жертвенные трапезы — десятки тельцов и баранов поедали лучшие люди города.
К главному храму, стоящему на возвышении, ведет пологий пандус. По нему выносили статую Ваала — в древности вокруг храма устраивали процессии с главной статуей божества. Такие сейчас можно увидеть в Индии, где тысячи людей во время праздников носят статуи Вишну или Шивы по улицам городов.
Вход расположен не с торца, как в Греции и Риме, а с длинной боковой стороны строения. Крыша храма плоская, как принято на Востоке. Высокие тонкие колонны храма по пропорциям больше похожи на персидские, чем на греческие или римские. Наверху — характерные для месопотамской архитектуры зубцы, как в Ниневии.
Старики, придя в гостиницу, обнаружили у дверей комнаты Виктора лежащего в полубессознательном состоянии на полу хорвата с ножом.
— Ты что это задумал? — вскрикнул Казимеж, поднимая под руки Стипа.
— Я все равно его убью! — простонал Врлич и пнул здоровой ногой в запертую дверь. — Клянусь слезами Богородицы!
Они оттащили раненого на постель.
— Забирайте его отсюда, он убийца Светы! Я отомщу за свою невесту! Вы понимаете это?!
— Убить человека, который без сознания? — мрачно спросил главный смотритель. — Разве это порадует Богородицу? Я так не считаю.
Стип задумался. Чувства, доставляющие радость, например любовь, имеют и противоположную сторону — боль от утраты любви. В этом суть жизни.
— Ну, тогда я его убью, когда он очнется и встанет на ноги!
Когда человек без страха берется за очень трудное и проблемное дело, это не всегда означает, что он смел или хорошо подкован в этом вопросе. А может, он просто ничего не понимает в том, за что так храбро взялся. Асаад забрал нож у Стипа и удалился в комнату Виктора. Тот ни разу не пришел в себя. Над ним возвышалась самодельная капельница. Свежие бинты уже не кровоточили. Доктор исторических наук Михайловский оказался хорошим санитаром.
Гранатовые деревья во дворе гостиницы шумели, словно убаюкивая двух пожилых участников археологической экспедиции. Они сидели рядом на крылечке. Профессор по обыкновению дымил трубкой.
— Скоро дождь пойдет, — зевая, указал поляк пальцем в хмурое небо, — в сон клонит.
— Не пойдет, — уверил его сириец, тоже посмотрев на небо и зевнув. — А в сон клонит потому, что пора отдыхать.
— Они скоро придут, — проворчал поляк после паузы.
— Кто?