Прайм-тайм

«Как же тогда получается, что ты продал все свои акции, 9200 штук, именно 19 июля, за день до обнародования отчета?»

Главный редактор покачал головой.

«Чисто случайно, – сказал он. – Я давно собирался от них избавиться».

«19 июня, в среду, ты продал свои акции Global Future по курсу 412,5 и, следовательно, получил 3 795 000 крон. На следующий день, в четверг 20 июля, полугодовой отчет стал известен всем, и цена одной акции упала на двадцать восемь процентов, до 297 крон. Тогда ты получил бы 2 732 400 за ту же сделку, не так ли?»

По мере того как Мехмед говорил, на лице Торстенссона проявлялись чувства сомнения и страха. Когда он отвечал, его голос был полон плохо скрытого презрения.

«Всегда важно продать вовремя, – сказал он. – К этому ведь сводится игра на бирже».

– Какое ничтожество, – заметил Томас.

«Ты заработал свыше миллиона крон, продав все 19-го, а не 20 июля», – констатировал Мехмед.

«Мелочовка», – отрезал Торстенссон.

«По-моему, твои читатели вряд ли согласятся с тобой. Осенью материнская компания, кроме того, сообщила, что не будет больше вкладывать деньги в данную фирму, в результате чего ее биржевая стоимость почти свелась к нулю. О чем ты тоже знал».

«Это же оскорбление!» – воскликнул главный редактор и сделал попытку подняться.

«Под Новый год одна акция Global Future стоила 59 крон, сегодня ее цена менее 37. Твои акции принесли бы сегодня 340 тысяч. Ты заработал три миллиона, совершив инсайдерское преступление».

«Я не собираюсь все это больше слушать», – заявил Торстенссон, из-за сильного волнения каждое слово давалось ему с трудом.

В следующее мгновение картинка на экране изменилась. Вместо обливавшегося потом Торстенссона зрители увидели, как Мехмед поднялся со своего стула, быстро обошел стол для совещаний и направился к книжной полке. В кадр вдобавок попала другая камера, провода, еще несколько человек, находившихся в помещении.

– Шюман! – воскликнула Анника и показала на экран. – Он стоял за оператором. Ты видел?

Томас шикнул на нее.

«Здесь… – сказал Мехмед и показал на одну из папок на книжной полке Торстенссона. – Здесь хранятся протоколы заседаний правления газеты «Квельспрессен», не так ли?»

«Что ты позволяешь себе? – заорал Торстенссон. – Если ты только прикоснешься к этой папке, я заявлю на тебя в полицию за незаконное вторжение!»

– Ого, – сказала Анника, – он разбирается в классификации преступлений.

Мехмед сунул руку в карман своей черной кожаной куртки и извлек сложенный пополам лист бумаги.

«В этом нет необходимости, – заявил он. – У меня есть копия протокола заседания правления от 27 июня прошлого года, из которой следует, во-первых, что ты принимал в нем участие, а во-вторых, стал обладателем столь важной для тебя информации. Я хотел бы услышать твой комментарий на сей счет».

Торстенссон стоял посередине комнаты, едва держась на ногах.

«Комментарий какого рода?»

«Каков был ход твоих мыслей? Что ты чувствовал? Почему решил рискнуть всем, созданным тобой ранее, с единственной целью – быстро хапнуть миллион на сделке с акциями?»

Главный редактор сорвал микрофон с отворота пиджака, швырнул на пол и вышел из комнаты.

– Боже, – сказал Томас. – Какое ничтожество. А каков Мехмед! Как он раскопал все это?

Анника, вся мокрая от пота, перевела дух.

На экране появился ведущий программы новостей, дал дополнительную информацию к закончившемуся сюжету.

«Главный редактор газеты «Квельспрессен» Торстенссон ушел сегодня в отставку после того, как наша программа разоблачила его инсайдерскую аферу. Отдел экономических преступлений полиции Стокгольма изучает данный случай. Внеочередное заседание правления сегодня же назначило руководителя редакции Андерса Шюмана, ранее работавшего на Телевидении Швеции, новым главным редактором и ответственным издателем «Квельспрессен».

Подробности вы сможете узнать в прямом включении сразу после выпуска новостей».

Ведущий поменял бумагу перед собой.

– Вот так история, – сказал Томас и посмотрел на Аннику. – У меня просто не укладывается в голове, как вам удается все узнать?

Анника молчала. Новый сюжет заполнил экран, конференц-зал на «Зеро Телевидении», выстрел, эхом отразившийся от стен, масса народа в объективе установленной под потолком камеры, красное лицо Карин Беллхорн.

«Боже! – заорала она. – Это же фальшивка! Неужели трудно догадаться?»

Потом сразу следующий отрывок. Анника услышала собственный голос, как бы приходящий издалека, но чистый.

«Каин и Авель. Самый старый мотив убийства в мировой истории».

Крупный план Карин Беллхорн, наклонившейся вперед, агрессивной.

«По-твоему, я смогла бы убить кого-то из-за обычной зависти?»

Изображение задрожало, потом Анника вновь появилась на экране в оконной нише.

– Ничего себе, – пробормотал Томас с чипсами во рту. – Это же ты!

«Вовсе нет, – сказала Анника в телевизоре, – все гораздо серьезней».

– Выключи, – попросила Анника хрипло.

– Почему?

«Ты не знаешь, о чем говоришь!» – крикнула Карин Беллхорн на экране.

– Пожалуйста.

Томас выключил телевизор.

Анника кивнула:

– Карин призналась, она сделала это.

– Ты знала, что это была она?

Она откинулась на спинку дивана.