Прайм-тайм

Тишина в зале стала полной, все прекратили дышать. Гудение камер заполняло промежутки между словами, свет прожекторов слепил, терпкий запах цветов лишал возможности дышать.

– Вовсе нет, – ответила Анника, – все гораздо серьезней.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – крикнула Карин Беллхорн.

Анника зажмурилась на мгновение, она нашла свою истину.

– Если человек не верит в собственные достоинства, только документы подтверждают его существование. А если никто не смотрит даже на них, он становится как бы вдвойне невидимым. И чем больше кричит и размахивает своими бумагами, чтобы его заметили, только сильнее раздражает всех, как назойливая муха. И одновременно есть кто-то другой, на которого все обращают внимание, воспринимают всерьез, кто-то, пожалуй, не заслуживающий этого…

– Ты что, с ума сошла? – взвизгнула продюсерша, но Анника как ни в чем не бывало продолжила.

– Карин, – сказала она, – ты размышляла о механизмах популярности больше, чем кто-то иной. Я думаю, тебя все достало. Все видели Мишель, но никто – тебя. – Анника перехватила взгляд продюсерши и сейчас смотрела ей прямо в глаза через зал, над головами публики. – Я понимаю тебя, Карин. Я знаю, почему ты сделала это. И Каина понимаю тоже. Когда долго остаешься невидимым, исчезаешь как человек. В конце концов решаешься на все что угодно, лишь бы получить право на существование.

Карин Беллхорн моргнула, Анника увидела, как она покачнулась.

– Револьвер лежал на полу, – сказала Анника. – Ты взяла его, он был липкий, но тебе и в голову не пришло из-за чего.

Продюсерша не ответила, тяжело дышала, жадно хватала ртом воздух.

Анника зажмурилась на мгновение, попыталась представить себе, как все происходило.

– Ты подняла револьвер, – сказала она. – Не почувствовала никакого веса, только холод металла. Он оказался легким как перышко, просто стал продолжением твоей руки.

Карин Беллхорн попыталась что-то сказать, но не смогла произнести ни звука.

– Мишель стояла там, говорила, а потом ты потеряла самообладание, поняла, что умрешь, если она продолжит.

Продюсерша уставилась на нее с открытым ртом.

– Выбор был между ею и тобой, – сказала Анника, – и тебе не составило труда спустить курок, ты почти этого не почувствовала.

У Карин Беллхорн побелело лицо, она судорожно пыталась сделать вдох.

– Только потом ты услышала хлопок и почувствовала отдачу. Сразу же осознала случившееся и поняла, что все рухнуло. Не так ли, Карин?

– Я только хотела, чтобы она замолчала, – пробормотала Карин Беллхорн.

Анна Снапхане таращилась на Аннику в мониторе, примостившуюся в оконной нише, на то, как взгляды всех находившихся в зале постоянно перемещались с Карин на нее и обратно. Солнце било Аннике в спину, и она сидела словно в золотистом ореоле. Ее волосы, казалось, сами излучали свет.

Анна сделала глубокий вдох. Ноги ее так дрожали, что она опустилась прямо на пол среди мешков для мусора.

Купалась в ощущении, что ей удалось не свалиться в пропасть, хотя и находилась на самом краю.

– Чем ты, черт возьми, занимаешься?

Голова Хайлендера выросла над краем горы изъятых и возвращенных видеоматериалов. Лицо липкое от грима, растерянное и злое, серебристый галстук сбился набок.

Анна попыталась ответить, но не смогла, закашлялась. Опустила глаза в пол, почувствовала, как подступают слезы и перехватывает горло.

– Это была не я, – наконец прошептала она.

– Не пытайся врать, – оборвал ее Хайлендер приглушенным от злобы голосом. – Парни прошлись по всем источникам звука в аппаратной. Это ты подключилась напрямую от себя и запустила что-то в линию внутренней связи.

Анна подняла на него глаза, слезы затуманивали взор.

– Не я выстрелила в нее. Я бродила возле автобуса и искала ее, но не я убила.

Она наклонила голову и разрыдалась, уткнувшись лицом в колени. Услышала приближавшиеся по коридору шаги, прижала к носу тыльную сторону ладони, попыталась взять себя в руки. Поднялась, покачиваясь.

В дверном проеме за мешками стало тесно от собравшихся там людей, она видела голову комиссара, подпрыгивающего от нетерпения.

– Мы должны убрать мусор.

– Осторожно! – сказал Хайлендер.

Мешки пришли в движение, один за другим оказывались в коридоре. Скоро комиссар стоял перед ней, бледный, с трудом сдерживал свои эмоции.

– Анника говорит, что ты нашла контрольную ленту с внутренними переговорами, имевшими место в автобусе в ночь убийства.

Анна почувствовала, как паника снова распространилась по ее телу. Она сглотнула комок в горле, кивнула.

– Разговор, который мы все слышали в конференц-зале, именно с нее, я полагаю?

Снова кивок.

– Техники констатировали, что запись проигрывалась в этой комнате. Насколько я понимаю, не без твоего участия?

Анна старалась дышать ровно, наклонилась, извлекла кассету из аппарата, протянула ее комиссару.

– В качестве доказательства она не имеет особого значения, – буркнул он сквозь сжатые зубы.

– Печально, – сказала она, смотря в пол, чувствуя его взгляд на себе.

Полицейский сунул ленту в пакет для улик.

– Нам придется переговорить с тобой снова, – сказал он и покинул комнату.