Праймзона

— А девица у тебя, брат, ничего! Фигурка, формы, все дела… Где таких раздают? — осведомился толстяк в костюме пирата.

— Бросай свою тощую грымзу, губастик, и пойдем с нами! Мы научим тебя играть в фанты! — призывно воскликнула захмелевшая пышногрудая девица с вишенками, вышитыми на чашах лифа.

Однако Рутгер и его герои не стали тратить время насловесные перепалки. Они решительно пошли своей дорогой. Тем более что впереди, за черным кружевом ветвей, призывно сияло что-то очень похожее на театральную сцену!

Да, это была сцена. И на ней вовсю шло театральное действо, в котором опытный взгляд Рутгера сразу же опознал трагедию.

Притихшие зрители сидели на траве и, затаив дыхание, следили за каждым движением седого, с отчетливо контурирующимся брюшком, мужчины, стоящего на авансцене. По некоторым, ведомым каждому театралу признакам, Рутгер сразу же догадался: трагедия движется к слезоточивому финалу.

Он сделал знак своим героям и Иманду. Вся компания остановилась, так сказать, в задних рядах импровизированного зрительного зала.

Мужчина-актер, глядя поверх голов, словно бы выстреливал в ночь текстом своей роли.

Голос его был таким глубоким, а интонации такими подлинными и проникновенными, что Рутгер, сызмальства неравнодушный к актерской игре, невольно расчувствовался.

Я тотчас же умру…

Ведь яд злотворный

Уже проник в мою гнилую кровь… И с родины

Вестей мне не узнать. Но предрекаю:

Возмездие настигнет неизбежно

Всех тех, кто строил козни и интриги

Коварные, бессовестные плел…

А вы — всем честным людям расскажите

О тайных подоплеках всех событий!

Пусть знают правду все…

А дальше — тишина…

После слова “тишина” лицо мужчины с брюшком исказила гримаса нестерпимой боли.

И он упал — вначале на колени, а затем, выронив массивный, богато украшенный кубок, который держал в руках, на живот.

Кубок со звоном покатился по дощатому помосту сцены.

“В кубке — яд!” — догадался Рутгер.

Зал погрузился в загробную тишину. Многие из присутствующих — и это отметил скептик Шелти — выглядели сильно расстроенными. Неожиданно сильно растроенными — ведь всякому же ясно, что пьеса является чистой выдумкой. — Какой актер! Какая игра! — прочувствованно шепнул Рутгер на ухо Иманду.

Зал, меж тем, вышел из оцепенения и над толпой понеслись экстатические восклицания.

— Браво!

— Да здравствует лорд Бэскет!

— Гениально!

— Бесподобно!

— Это войдет в века!

— Лорд Бэскет — величайший актер всех времен и народов! Так пишут в альманахе “Современный адорнийский театр”!

— Да здравствуют докты!

Внимательный ко всему что происходит вокруг, Иманд бросил на Рутгера удивленный взгляд.

— Выходит, это и есть человек, который нам нужен?

Рутгер пожал плечами. Он был бы рад не показать Иманду, насколько сильно он ошеломлен. Однако даже его способности к притворству были небезразмерны!

— Выходит, он и есть…

Тем временем за сценой заскрипел поворотный механизм и тяжелый бархатный занавес, ощутимо провисая на веревке, захлопнулся перед самым носом бездыханно лежащего на сцене героя.

— И долго он будет там отдыхать, за занавеской? — спросил простодушный Иманд у Рутгера. — Час? Два?

— Час? Зачем так долго? Да ты никак в театре ни разу не был, дружище?

— Конечно не был! Куда мне! Не смотря на благородное происхождение и воспитание, я уж много лет простой охотник, — Иманд развел руками. — И потом, у нас, у доктов, разве много театров? Правильно говорят — адорнийская причуда!

Рутгер почувствовал, как сладко екнуло его сердце. Хоть в чем-то он превосходил этого всезнающего, всевидящего, невозмутимого и несмущаемого Иманда! Хоть в чем-то! И он дал необходимые пояснения:

— Сейчас зрители начнут аплодировать. Кричать. Примутся звать актеров на бис. Все актеры — ну, те, что играли в этой пьесе, выйдут по эту сторону занавеса. И поклонятся. Вместе с ними выйдет и Бэскет. Он как бы воскреснет.

— А потом?

— Потом они вновь зайдут за занавес.

— И?

— И будут ждать, пока зрители будут вновь звать их явиться по эту сторону занавеса.

— Но зачем? — искренне недоумевал Иманд.

— Затем, что вызывая актеров аплодисментами и криками “браво!”, зрители выражают свое восхищение игрой актеров и той пьесой, которую им показали!

— Восхищение? Игрой? Ну пусть, пусть… — вздохнул Иманд, словно бы сдаваясь на милость непознаваемого.

— Но если ты хочешь знать, когда и где мы сможем предпринять попытку поговорить с Бэскетом, то я скажу тебе, что знаю ответ. Сейчас же мы пойдем к нему в гримерную комнату! Я затаюсь где-нибудь там. И попробую — как театрал у театрала — выведать у лорда то, что нас интересует! Ежели мне повезет, считай, мы спасены. А вот ежели лорд Бэскет окажется злонравным упрямцем… Тогда уже вам придется отбивать меня у его свирепых телохранителей!

— У него ведь наверняка имеются телохранители? — недоверчиво спросил Шелти.

— Не может не быть. Здесь по всему видно — прайма у Бэскета полно. А значит, его герои всегда в полной боевой готовности!

— В таком случае да поможет нам прайм, — устало промолвил Иманд.