Прах и безмолвие (сборник)

Тридцать секунд спустя ярко-рыжая голова и широкие плечи констебля Денниса Сеймура просунулись в дверь. Лицо констебля выражало тревогу. Его слух был не насколько тонким, чтобы отличить furioso [14] от простого fortissimo [15], а потому он всегда ожидал только самого худшего. 

— Хорошо пошмонал дом Свайна, а? — спросил Дэлзиел.

— Да, сэр, отчет у вас на столе, сэр.

— Я его читал. Неплохой отчет, очень даже неплохой. Но я не видел в нем ничего о наркотиках.

— Наркотиках? — Красивое лицо Сеймура помертвело от ужаса. — Мне не давали указаний искать наркотики, сэр.

— Если бы тебе не давали указаний насчет мартышек, а ты, войдя на кухню, увидел бы, как они там на полу трахаются, неужели, черт меня подери, ты бы не упомянул об этом в отчете!

— Я хотел сказать, сэр, что никаких следов наркотиков я не видел.

— Да? Проверил все пузырьки в ванной? Залез в каждую банку на кухне пальцем и попробовал на язык?

Сеймур покачал головой с таким покаянным видом, что Дэлзиел, который не считал зазорным признать, что был несправедлив, коль скоро незаслуженная выволочка принесла желаемый результат, смилостивился:

— Ну, ты не виноват, парень. Тебе никто не сказал. Но впредь надо делать и то, что тебе не говорят, если только тебе не дают указаний этого не делать, но даже в таком случае делай то, что считаешь нужным в данной ситуации. А теперь попроси-ка мистера Паско зайти ко мне на минутку, хорошо?

Со смешанным чувством облегчения и полного недоумения, чувством сродни тому, что испытывает человек, выслушавший предсказание сивиллы, покидая ее пещеру, Сеймур вышел из кабинета. Дэлзиел поднял трубку и сказал сержанту Брумфилду из дежурной части на первом этаже:

— Вызови сюда нашего знахаря, Джордж. Я хочу, чтобы он проверил Свайна на предмет наркомании.

— Слушаюсь, сэр. Но если он не захочет подвергаться такой проверке?

— Скажи ему, что таков порядок, что это простая формальность — осмотр перед тем, как его зыпустят, чтобы он не обвинял нас в применении силы. Он ведь не падал со стула и не стукался случайно головой о чей-нибудь ботинок, а?

— Нет, сэр. Он очень хорошо себя вел. Только вот одна вещь — он потребовал, чтобы мы связались с его адвокатом.

— Ну, наконец-то! Он мог это сделать еще вчера ночью. Это есть в протоколе. Какой там проходимец на него работает?

— Мистер Иден Теккерей.

— Старина Иден? Ах, черт! Джордж, пришли нашего знахаря как можно скорее.

Он повесил трубку и поднял глаза на входящего в кабинет Паско.

— Что вы говорили о наркотиках, сэр?

— Это Сеймур уже разболтал? Я на него раньше возлагал большие надежды, но, готов побиться об заклад, он изменился с тех пор, как стал трахать эту ирландскую официантку. Они, эти ирландки, все силы из любого мужика высосут. Я бы бром им в их картошку добавлял. Вот, посмотри.

Он через стол перебросил Паско результат вскрытия.

— Побывай вместе с Сеймуром еще раз в доме Свайна, может, что-нибудь найдешь. Хотя я сомневаюсь, что отыщется что-либо серьезное. По мне, Свайн не похож на наркомана. Одна ночь в камере, и все было бы ясно. К тому же он куда больше озабочен тем, чтобы адвокат поскорее вытащил его отсюда. А что касается его супружницы, то, если она навострила лыжи обратно в Лос-Анджелес, то вряд ли запрятала бы запас наркоты под половицу. Но следы могли остаться. И, если он об этом знал, он мог бы вывести нас на поставщика.

— Да, конечно, сэр, — сказал Паско. — Кстати, те письма, о которых вы так беспокоились, я подумал, что…

— Да пошли эти письма, — раздраженно оборвал его Дэлзиел. — Мы здесь для того, чтобы отлавливать преступников, а не няньчиться с истеричками! Удивляюсь я тебе, ты что, пришел зря отнимать у меня время! 

Через полчаса Паско приехал в Куртуайт, деревню, которой грозило стать предместьем, причем достаточно фешенебельным. Со стороны города вторжение и оккупация были практически завершены, и среди лесистых холмов виднелся строй роскошных особняков. Даже когда Паско въехал в саму деревню, протянувшуюся от норманнского стиля церкви из Йоркского камня мягких пастельных тонов до часовни из пронзительно-красного кирпича, дома на главной улице, казалось, всем своим видом — начинал от цветочных ящиков под окнами снаружи и кончая модными светло-коричневыми занавесками на окнах внутри — давали знать, что битва проиграна. И куда бы Паско ни бросил взгляд, повсюду, будто на нескончаемом параде победы, вышагивали завоеватели со своими лабрадорами [16]. 

«Москоу-Фарм» в дальнем конце деревни тоже не устояла перед велением времени. Белые цементные стены, ящики для цветов на карнизах, рамы с двойными стеклами, сигнализация от воров, сауна, душ и центральное отопление сделали ее абсолютно непохожей на то, чем она была раньше — жилищем фермера, работающего на земле. Но, когда Паско через двустворчатые стеклянные двери, ведущие на задний двор, посмотрел наружу, он увидел признаки действенного сопротивления, которое имело свои этапы: старый фермерский двор, вначале переделанный в симпатичное патио, теперь превратился в хозяйственный двор строителя-подрядчика.