Прах и пепел

– Понимаешь, – повеселел Андрей. – Когда много вместе, то и место в бараке можно хорошее занять, и со жратвой легче, и прикрыть друг друга. Если вместе держаться… хрен к нам кто сунется.

– Это так, – кивнул Эркин.

Вместе, конечно, легче. Будет нас тогда… Шестеро. Правда, на четырёх женщин двое бойцов – он да Андрей, но всё равно: Андрей прав. И… Эркин рискнул задать завертевшийся на языке вопрос.

– Ты с которой?

Андрей снова густо покраснел и еле слышно ответил:

– А с обеими.

– Сразу? – вырвалось у Эркина.

Андрей кивнул и, помолчав, сказал совсем тихо, тише камерного шёпота.

– Они близнецы, понимаешь? У них всё поровну.

Эркин видел, что Андрею хочется поговорить, рассказать, да и самому интересно. И раз они вместе поедут, то ему, конечно, надо о них побольше знать. Да, как назло, опять надо разойтись. Ладно, обговорим потом. Значит… значит, три недели ещё, ну, если с запасом, то месяц. Дров, керосина покупать не нужно, до отъезда хватит и тоже с запасом. За квартиру уплачено до Рождества. Может, за декабрь удастся обратно стребовать? Или как неустойку слупят? Надо будет у Жени спросить. Из одежды… Ему самому ничего не нужно, на год шмотья хватит. Только Жене и Алисе. Одежду всю возьмём. Мебель, конечно, бросим, продать вряд ли получится. Что ещё? Посуда, постели…

– Ты чего губами шлёпаешь? – спросил вдруг Андрей.

– Прикидываю, что ещё сделать надо, – сразу ответил Эркин.

Андрей кивнул. Ему, конечно, собраться легче. Вещи в мешок, мешок на плечо, ящик в руку и вперёд. Но он один. А они семьёй. И… и жалко бросать нажитое. Ещё тогда, до всего, слышал.

– Андрей, пойди молоток попроси и гвозди, забор подправим.

– Порядок, так во всём порядок, – кивнул Андрей. – Жаль, знал бы, что так пофартит, ящик бы захватил.

Они возились долго, но обиходили весь сад, подправили скамеечку, укрепили забор и даже сожгли собранный мусор. Та же женщина позвала их в дом. Андрей подмигнул Эркину, ткнув его на ходу локтем в бок. За такую-то работу им и отвалить должны… по десятке каждому, не меньше. Эркин кивнул, пряча довольную улыбку.

Их привели в кухню. Чистую, аккуратную, заполненную старой мебелью. Стол накрыт. Две тарелки густого супа, в каждой тарелке по куску мяса, две тарелки поменьше и на каждой по большому куску запеканки – здоровская штука, Женя как-то делала – и две большие кружки с дымящимся кофе, четыре куска хлеба с маслом, шесть кусочков сахара. Такое угощение стоит, конечно, дорого, но… но что же, денег им не дадут?!

– И это всё? – вырвалось у Андрея.

Женщина нахмурилась.

– Вы считаете этого мало?

Обида в её голосе взорвала Эркина. В конце концов, сколько он будет терпеть и поддакивать?

– Мэм! Спасибо за еду… Но мне надо платить за жильё, покупать одежду, покупать еду, – и вырвалось сокровенное: – У меня семья, мэм. Что я принесу домой, мэм?!

Андрей незаметно ткнул его в бок, и Эркин замолчал, уставившись в пол. Женщина растерянно переводила взгляд с одного на другого.

– Но… нет, я, конечно, понимаю… но… но иначе нельзя… не положено…

Эркин невольно вскинул глаза. Не на неё, на Андрея. Вот, значит, что! Они же слышали болтовню, что беляки теперь норовят платить жратвой, а не деньгами, но это же получается… не случайно, не сами по себе так придумали. Им… им велели. Как тогда, ещё весной, торговцам запретили продавать цветным, а кто трепыхался… Ладно, поняли.

– Ладно, – Андрей тряхнул кудрями. – Мы тоже… всё понимаем.

Эркин кивнул. Да, Андрей прав, они всё понимают. И что сейчас? Повернуться и уйти? Пусть она сама всю жратву лопает?

– Вы работали, столько сделали… поешьте… пожалуйста.

Они снова переглянулись и сели к столу. Женщина вышла, оставив их одних. Ели спокойно, равнодушно перемалывая куски, не замечая вкуса. И молчали. О чём ещё тут говорить?

Они доедали, когда в кухню вошла та же женщина и молча положила перед Андреем четыре кредитки. Так же молча Андрей отодвинул их Эркину, и уже Эркин поделил поровну и отдал Андрею его долю.

– Я понимаю, – тихо сказала женщина, – вам нелегко, но скоро всё переменится.

Андрей заинтересованно вскинул на неё глаза, и она улыбнулась.

– Что переменится, мэм? – глухо спросил Эркин.

– Вам всем не придётся заботиться о еде и ночлеге, – она улыбалась ему ласково, покровительственно. – Потерпи ещё немного, – её улыбка стала лукавой. – До Рождества. Ты хороший работник, тебе будет хорошо. Вот повернётся всё…

У Андрея отвердело лицо. Эркин взглядом остановил его и встал.

– Спасибо, мэм. Я понял.

Андрей тоже встал.

– Ясненько. Ну что ж, – он улыбнулся, и от его улыбки женщина попятилась. – Подождём до Рождества.

И снова взгляд Эркина остановил его.

На улице Андрей вздохнул.

– Значит, всё-таки на Рождество.

Эркин угрюмо кивнул. Говорить было не о чем. Их загоняют в угол, на край Оврага. Чтоб сами захотели за хозяином жить, чтоб не брыкались, когда всё повернётся.

Они ещё походили по улицам, покрутились в поисках работы. Бесполезно. Работы не было.

– Пошли опять на станцию, что ли, – предложил Андрей. – Может, на ночную прорвёмся.

Эркин вздохнул.

– Может… – и оборвал себя.