На ночную, лучше оплачиваемую работу прорваться совсем тяжело. Чуть ли не дневной заработок надо полицейскому у ворот отдать, чтобы впустил. И с подёнкой хреново. И раньше если хоть Андрей выходил вперёд и как белый выторговывал плату побольше, то теперь весь город знает, что он… как цветной, ну и платят соответственно. Только что деньги отдают ему, дели мол. А платят…
Эркин снова вздохнул.
– Ничего, – улыбнулся Андрей. – Месяц остался, а там… – он залихватски выругался.
– Этот месяц ещё продержаться надо, – возразил Эркин, но улыбнулся.
Конечно, они продержатся, перекрутятся, перебьются-переколотятся. Сделают всё, чтобы никто ничего до самого дня отъезда не заподозрил. На всякий случай. Ведь никто не знает, что может случиться. Нужно затаиться и не выделяться. Ничем и никак.
– Завтра суббота. На рынке попробуем?
Андрей кивнул.
– Придётся. Со станцией совсем глухо. В воскресенье в церковь эту чёртову переться…
– Перетерпим, – хмыкнул Эркин. – Не самое тяжкое.
– Кто бы спорил.
Было уже совсем темно, когда они разошлись.
Женя шла медленно. Рассел опять пошёл её провожать. И даже не спросил, как обычно, её разрешения, а просто догнал на улице – она и на десять шагов не успела отойти от конторы – и пошёл рядом. Молча. И Женя теперь тянула время, чтобы Эркин успел прийти домой, чтобы опять не столкнуться у калитки. Дважды не везёт.
– Джен, – Женя вздрогнула: так неожиданно заговорил Рассел. – Я хочу, чтобы вы меня поняли. Вы вполне вправе сами определять свою жизнь. Но… но я хотел бы, чтобы ваш выбор был… осознанным.
– Что-то очень туманно, Рассел.
– Джен, – в голосе Рассела прозвучала такая боль, что Женя удивлённо вскинула на него глаза. – Когда не знаешь правды, всей правды… то можно совершить чудовищные ошибки. Не желая того. Я знаю… вам это будет неприятно, даже больно. Думаю, очень больно. Но… но это правда. Даже, – Рассел криво усмехнулся, – я бы сказал, голая правда.
– Рассел, – Женя весело покачала головой, – Чем больше вы объясняете, тем меньше я понимаю.
Они уже подходили к её дому, и разговор надо было заканчивать, такой непонятный и совсем не нужный. Женя остановилась и подала Расселу руку.
– Мы уже пришли. Спасибо за…
– Джен, – перебил он её. – Прошу, умоляю понять меня… – и прежде чем она успела сказать, что ничего не понимает, достал из кармана и протянул ей небольшую книгу.
– Что это? – удивилась Женя.
– Это? Прочитайте её, Джен. Внимательно, не торопясь. Сегодня у нас пятница. Во вторник вы мне её вернёте.
– Во вторник Хэллоуин, – напомнила Женя, беря книгу.
– Да, я и забыл, – Рассел невесело улыбнулся. – Хорошо, тогда… тогда в понедельник. Я встречу вас. После работы, – Женя недоумевающе кивнула. – И ещё, Джен. Я прошу вас ни с кем это… эту книгу не обсуждать. Прочитайте её. Клянусь, я отвечу на все ваши вопросы. Но… но только это должно остаться между нами.
– Хорошо, – кивнула Женя.
Она попыталась засунуть в сумочку, но книга не влезала.
– Хорошо, Рассел, – Женя успокаивающе улыбнулась. – Обещаю её прочитать внимательно и тщательно.
– Да, Джен. Я… я отметил там несколько мест, обратите на них особое внимание.
– Хорошо, – Женя засмеялась. – Думаю, за субботу и воскресенье я её изучу. И обещаю хранить всё это в тайне.
– Я вам верю, Джен.
Рассел вежливо снял шляпу, склонил голову.
– Спасибо за доверие. До свидания.
– До свидания, Джен.
Рассел ещё постоял, провожая Женю взглядом. Посмотрел, как она вошла в калитку. Вот стукнула её дверь. Что ж… что бы он ни услышал от неё в понедельник, он не жалеет о сделанном. У него не было иного выхода. Да и не поверила бы она его словам, а фотографиям, строгому академическому тексту… И потом это – правда. У правды есть интересная особенность. Она не нуждается в особых доказательствах. В отличие от прямой лжи, умолчаний и иносказаний.
Он надел шляпу и, повернувшись, пошёл по улице. Домой? А не всё ли равно куда? Джен… сентиментальная, жаждущая оберегать и заботиться, одержимая, как все женщины, мечтой о семье, доме, любящем мужчине рядом… Люди могут простить многое, но не разрушение своих иллюзий. Джен не простит, возненавидит. Пусть. Он сделал всё, что мог, и пусть другой на его месте попробует сделать больше.
Занятый своими мыслями, Рассел не заметил стоящего в густой тени человека в рабской куртке. Правда, куртка, сливаясь с тенью, делала мужчину практически невидимым.
Эркин дождался, когда шаги беляка затихнут, прислушался ещё раз и уже спокойно пошёл домой. Ну, не отстаёт от Жени сволочь белая. Ладно. Месяц остался, нарываться нет смысла. Да и днём сволочь не посмеет пристать, а так поздно Женя дважды в неделю возвращается. Во вторник и пятницу. Прикрою.