Могла бы понять и по довольно злым подколкам на тему, что мы с Юрой совсем перестали выбираться на свидания. Что-то там про завядшие помидоры. Ага, будто он не знает, где именно я коротаю летние вечера, которые с удовольствием бы проводила в другой компании. Ничуть не обижаясь, я замечала, что он от моего общества на глазах очеловечивается, так скоро и до своей девушки доэволюционирует. Но искренне советовала выбирать по IQ: там, где будет ниже восьмидесяти, его однозначный вариант. Он тоже, кажется, не обижался.
В тот день в конце дня Кристина и Мишель очень смешно пытались воспроизвести ча-ча-ча, которому их когда-то обучал Кеша. У них не получалось, но было забавно наблюдать, как они, держась за руки, склонились друг к другу, почти упираясь лбами от усердия, и с серьезным видом пытались шевелить ногами одновременно. Потом по распоряжению Зинаиды они ушли разгружать тележки — отутюженное белье в приемник, где его утром разберут горничные.
Нам с Германом уже не раз приходилось на небольшое время оставаться наедине, мы этим как-то даже тяготиться перестали. Но сейчас он спросил:
— А ты умеешь ча-ча-ча?
— Не пробовала.
Развернулась и наткнулась на его руку, которую он уже успел протянуть. Ну ладно, подала ему и вторую, попыталась так же переступать с ноги на ногу, как недавно делала Кристина. Возможно, Герман тоже не умел, поскольку ничего не объяснял. Но когда я не в такт ступила к нему, он не шагнул назад — даже Мишель реагировал быстрее. Я засмеялась над его неповоротливостью, но отшатнуться не успела. Герман вдруг перехватил меня за талию, удерживая в этом положении, почти вплотную к нему. Зачем-то опустил голову, уткнувшись носом в мои волосы.
— Ты чего? — не поняла я.
— Тихо ты.
Он непонятно замер в такой позе, которая мне никакого удовольствия не доставляла. Зато я быстро сообразила:
— А-а, снова проверяешь мои фобии?
— Да. Тихо. Подожди, сейчас скажу.
— Герман, ты уже достал с этим! Я дергаюсь, только если совсем неожиданно…
Я не закончила фразу, потому что он быстро наклонился и поймал мой взгляд своим. Снова замер. И, не прерывая зрительного контакта, начал наклоняться, как если бы ждал, когда я отомру и оттолкну. Тут даже слепой бы понял, что к чему! Я нервно отшвырнула его от себя и закричала:
— Герман! Ты совсем уже? Ты что творишь?
— Не смотри так, — сказал уж совсем непонятное.
И сделал еще шаг вперед. Я снова отступила, натолкнувшись спиной на машину. Сейчас он уже не пытался меня схватить и притянуть к себе, а поднял руку и зачем-то закрыл мне глаза ладонью.
— Не смотри пока. Сейчас… — он рвано вдохнул. Волновался или подбирал какие-то слова — это казалось настолько неожиданным, что я просто ждала объяснений и не пыталась вырваться. — Я только один раз скажу, потом просмеешься, — снова длинная пауза и тихое: — Нравишься.
— Что?
— Ты слышала.
— Кому?
— Не будь такой дурой.
Он наконец-то убрал руку, отошел и уставился на дверь. Показалось, что хочет уйти, но заставляет себя стоять на месте. Похоже, Керны не только не оправдываются, но еще и не убегают, когда очень хочется.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, и еще несколько — чтобы повторить себе, что не послышалось. И скепсиса в моей реплике было больше, чем всего остального:
— Ну да! И зачем бы ты мне в этом признавался?
Герман все еще на меня не смотрел. И не сбегал. Хотя я четко ощущала, что он очень хочет хоть что-то сделать, лишь бы больше не стоять и не говорить:
— Не знаю. Хотя бы потому, что ты все равно не поверишь. Ни одна идиотка не поведется на такой развод во второй раз, — он снова бесшумно втянул воздух. — А даже если и поверишь, то поймешь, что отомстила по полной программе. Успокоишься на этом. Позлорадствуешь и успокоишься. И шарахаться от меня будешь — по крайней мере, прекратишь принимать мою руку под совершенно дебильным предлогом научиться ча-ча-ча. В мою комнату влетать не станешь для разборок… Или чтобы тебе тоже стало так же паршиво.
— Типа груз с души снял? — я все еще не могла собраться. — А не боишься, что Юре расскажу? Он очень остро воспринимает двусмысленности!
— Не расскажешь. В любом случае. Он даже не знает, что мы с тобой взаперти в комнате всю ночь сидели, про такое — уж точно промолчишь.
— Боже, Герман, а я-то наивно считала, что ты хотя бы умеешь быть хорошим другом!
— Я тоже так считал.
— И как давно? — к чему вопрос и так было ясно, а я все еще добавляла в тон сарказма.
— Не знаю, я пропустил этот момент. Допускаю уже, что с того троллейбуса.
— Ха! Очень смешно!
— Не, на самом деле не очень, — меня выводила из себя его ненормальная серьезность. — Но тогда я подходил только к симпатичным девушкам. Значит, ты была симпатичной.
— Я была десятой!
— Ровно десятой, — Герман будто решил вообще ничего не отрицать и соглашался буквально со всеми обвинениями.
— Тебе в актеры надо идти! — непонятно отчего я злилась все сильнее. — Таланты налицо, фамилия запоминающаяся, не пропадешь!
— Я вообще нигде не пропаду.
Вошла Кристина и сразу возмутилась:
— Опять ругаетесь? Без нас?!