Правда и ложь в истории великих открытий

Поскольку вы уже знакомы с несколькими случаями, описанными в этой книге, то можете без труда догадаться, что стандартный рассказ о Дарвине не решает многих проблем. Самая большая беда такого варианта его биографии заключается в том, что она заставляет сомневаться в оригинальности Дарвина как теоретика эволюционизма. В отличие от авторов учебников, честно признаемся, что ни одна из концепций, на основе которых Дарвин создал свою теорию эволюции (теорию естественного отбора), не отличалась новизной. Историки теперь признают, что главные факторы эволюции — борьба за выживание, отбор, наследственность, адаптация и даже появление случайных изменений в наследуемом комплексе признаков — широко обсуждались ботаниками и зоологами Викторианской эпохи. Главный вклад Дарвина заключается не в том, что он перевернул всю их работу, а в том, что он трансформировал их результаты в нечто осмысленное и цельное.

Даже в самом процессе открытия нет того драматизма, о котором говорится в популярных жизнеописаниях Дарвина. Хотя он и был впечатлен обилием и разнообразием видов, встреченных им во время плавания на «Бигле», но то, что на Галапагосских островах его посетила гениальная идея и он воскликнул: «Эврика!» — чистейший миф. Гораздо сильнее его потрясли нелетающие птицы Южной Америки, чем разнообразие клювов у галапагосских вьюрков или тамошние гигантские черепахи. Интерес Дарвина к птичкам был настолько мал, что он осуществил маркировку галапагосских вьюрков с ошибками и потом должен был обращаться за помощью к лондонскому зоологу, чтобы правильно распределить по островам все собранные им разновидности. Его не менее знаменитые образцы гигантских черепах, пойманные членами команды «Бигля», за время путешествия были съедены, а остатки выброшены за борт.

Если перейти на более серьезный уровень, то современные исследования говорят, что различия между идеями Дарвина и якобы конкурировавшими эволюционными теориями того времени, во многом надуманны. В данной главе, основанной в большей своей части на личных дневниках Дарвина, показано, насколько глубоко его идеи отражали тенденции в науке начала XIX века. Для того чтобы это увидеть, нужно сначала ознакомиться с теориями эволюции, существовавшими до появления книги Дарвина «Происхождение видов», затем понять, какое влияние эти идеи оказали на Дарвина, и, наконец, перейти к, убедительным на первый взгляд данным, заставившим многих дарвинистов придерживаться этих ранних эволюционных теорий вплоть до 30-х годов XX века.

ДОДАРВИНОВСКИЕ ТЕОРИИ ЭВОЛЮЦИИ

Музей национального наследия, расположенный в доме Чарльза Дарвина в глухом местечке Даун графства Кент, отвел целый зал его эволюционистам-предшественникам. Нужно отдать должное кураторам музея — они действительно дают возможность посетителям ознакомиться с идеями, на которых вырос Дарвин. И тут сразу становится ясно: гипотеза о том, что человек представляет собой последнюю ступень развития, а на первых находились одноклеточные организмы, в период с 1800 по 1859 год высказывалась десятками натуралистов. Другими словами, нельзя говорить, что идея эволюции принадлежит именно Дарвину. Например, знаменитый дед Чарльза, поэт и врач Эразм Дарвин, считал, что «все теплокровные животные произошли из одной живой нити». В эпоху Просвещения и после нее эволюционные идеи наподобие этой высказывались довольно часто. Так, эксцентричный шотландец лорд Монбоддо, живший в XVII веке, утверждал, что орангутанг — это всего лишь ранняя ступень человеческой эволюции. В 20–30-е годы XIX века только что созданный Университетский колледж Лондона сразу стал известен как прибежище эволюционистов. Во Франции такие идеи энергично и последовательно высказывали Жан-Батист Ламарк и Этьен Жоффруа Сент-Илер. Оба получили известность как сторонники «трансмутационных» теорий и заплатили за это высокую цену. После Наполеоновской эпохи проявления свободомыслия жестоко карались; таким, как Ламарк, приходилось несладко, и неудивительно, что он, тогда уже совсем немолодой и мало приспособленный к жизни человек, быстро впал в немилость и вскоре оказался совершенно забытым.

Каждый из этих мыслителей не мог не понимать, что традиционные представления о неизменности Вселенной начинают рушиться. Успехи геологии и обнаружение морских окаменелостей высоко в горах предполагали наличие довольно длинной и бурной истории. Вулканическая активность, ледниковые периоды, нахождение окаменелых останков исчезнувших видов, слои пород, говорящие о различных геологических эпохах, в которых жизнь либо отсутствовала, либо проявляла себя очень мало, — все это к 30-м годам XIX века сумело убедить многих ученых в том, что библейский рассказ о Творении — скорее метафора, чем то, что следует понимать буквально. Появление таких мыслей немедленно поставило вопрос фундаментальной важности: если изменения являются неотъемлемой частью истории Земли, то тогда как живые организмы сумели избежать вымирания и адаптироваться к новым геологическим эпохам?