Во вложении был проект договора, по которому мне предлагался аванс в миллион долларов.
Ночью я долго не мог уснуть: в голове теснилось множество разных мыслей. Ровно в половине одиннадцатого мне позвонила мать. В трубке слышался шум, и говорила она шепотом.
— Мама?
— Марки! Марки, ты никогда не угадаешь, с кем я сейчас.
— С папой?
— Да. Да нет! Представляешь, мы с твоим отцом решили провести вечер в Нью-Йорке и пошли ужинать к этому итальянцу, возле Коламбус-сёркл. И, думаешь, с кем мы столкнулись у входа? С Денизой! Твоей секретаршей!
— Ну и что?
— Не прикидывайся простачком! Думаешь, я не знаю, что ты с ней сделал? Она мне все рассказала! Все!
— Что она такого рассказала?
— Что ты ее выставил за дверь!
— Мама, я не выставлял ее за дверь. Я подыскал ей хорошую работу в издательстве «Шмид и Хансон». Мне больше нечего было ей предложить, ни книг, ни планов, ничего! Надо было хоть немного позаботиться о ее будущем или нет? Я нашел ей отличное место в отделе маркетинга.
— О, Марки, мы упали друг другу в объятия. Она говорит, что скучает по тебе.
— Мама, ради бога!
Она еще понизила голос. Я с трудом ее слышал.
— Марки, я что подумала…
— Что?
— Ты знаешь великого Джека Лондона?
— Писателя? Да. И какая связь?
— Я вчера вечером видела про него документальный фильм. Какое счастье, что я посмотрела эту передачу, просто подарок небес! Представляешь, он женился на секретарше! На своей секретарше! И кого я сегодня встречаю? Твою секретаршу! Это знак, Марки! Она вполне ничего, а главное, битком набита эстрогенами! Уж я-то знаю, женщины это чувствуют. Она фертильна, послушна, она тебе каждые девять месяцев будет рожать по младенцу! Я ее научу, как воспитывать детей, и они будут совсем такие, как я хочу! Чудесно, правда?
— Даже не думай. Она мне не нравится, она сильно старше меня, и вообще у нее уже есть друг. И потом, на секретаршах не женятся.
— Но если великий Джек Лондон женился, значит, это разрешается! Да, при ней какой-то тип, но такой тюфяк! От него разит одеколоном из супермаркета. А ты великий писатель, Марки! Ты Великолепный!
— Великолепного побил Маркус Гольдман, мама. И только тогда я смог начать жить.
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего, мама. Но дай, пожалуйста, Денизе спокойно поужинать.
Через час заехал полицейский патруль, убедиться, что все в порядке. Двое молодых сотрудников, моего возраста, очень симпатичные. Я напоил их кофе, и они сказали, что побудут немного перед домом. Ночь стояла теплая, и в открытое окно я слышал, как они болтают и шутят, курят, сидя на капоте машины. И я вдруг почувствовал себя страшно одиноким и отрезанным от мира. Мне только что предложили огромные деньги за книгу, которая неизбежно снова меня прославит, я жил так, как миллионы американцев могут только мечтать, но мне не хватало одного: настоящей жизни. До сих пор я занимался тем, что тешил свои амбиции, теперь пытался этим амбициям соответствовать, а когда же, если подумать, я соберусь жить, просто жить? На своей страничке в Фейсбуке я просмотрел список своих виртуальных друзей; их были тысячи, и ни одного я не мог позвать выпить пива. Я хотел компанию добрых приятелей, чтобы смотреть с ними чемпионат по хоккею и ходить в походы на выходных; я хотел невесту, милую и нежную, с которой можно посмеяться и немного помечтать. Я больше не хотел быть один.
Сидя в кабинете Гарри, я долго рассматривал фотографии картины, которые увеличил Гэхаловуд. Кто этот художник? Калеб? Стерн? В любом случае портрет был прекрасный. Я включил свой плеер и еще раз прослушал сегодняшний разговор с Гарри.