Правда о допетровской Руси

К тому же «сильные люди» теснили «меньших», «черных и тяглых», пользуясь тем, что традиция, обычай ослабели и не имели такой силы, как прежде. А писаных законов было немного, издавались они по частным поводам и не составляли стройной системы. В результате не только прямые родственники царя, но даже самые последние из их слуг расхищали и занимали под слободы выгонные места под городом, загородные сады и огороды, проезды в леса были распаханы, так что для городского или пригородного обывателя стало проблемой проехать за дровами или выгнать скотину. Называя вещи своими именами, в окрестностях Москвы пошел процесс, который в масштабах Англии получил название «огораживания» – когда крупные феодалы стали занимать общинные земли и присваивать их себе. Так и под Москвой новая знать начала захватывать то, что всегда принадлежало всем, «затесняя и изобижая многими обидами» «черный люд».

1 июня 1648 года царь возвращался из Троице-Сергиева монастыря в Москву, когда толпа людей перегородила ему дорогу. Люди потребовали, чтобы царь их выслушал, оттеснили свиту и даже схватили за повод его лошадь. Назывались имена главных «врагов народа» – Морозова, Траханиотова, Плещеева, дьяка Чистова, придумавшего ввести на соль пошлину, его тестя Шорина, который якобы повышал цены на соль, князей Львова и Одоевцева как главных захватчиков пригородной земли и так далее.

Все еще могло кончиться вполне мирно, что называется, «в рамках законности». Алексей Михайлович то ли страшно испугался, то ли оказался хитрее и умнее, чем о нем думали, и «выяснилось», что он вообще ни о каких народных бедах знать не знает и завтра же начнет разбираться во всем. Народ уже стал кланяться, благодарить царя, возглашать ему здравицу и «многая лета», но тут вмешались приспешники Плещеева. Не то было время, не та ситуация, чтобы орать на людей, наезжать на них конями и пускать в ход нагайки, как они это сделали. Разъяренная толпа кинулась на дураков; и сами они еле унесли ноги, и ситуация в Москве окончательно вышла из-под контроля.

Назавтра, 2 июля, толпа разгромила дворы самых ненавистных бояр, убила дьяка Чистова, требовала выдать на расправу Морозова и Плещеева. Морозов, не к чести его будь сказано, бежал во дворец, бросив семью и преданных ему людей. Холопа, который пытался защищать господское добро, убили, двор разграбили дочиста; Анне Ильиничне народ сказал, что не будь она свояченицей (сестрой жены) царя, изрубили бы ее в куски, сорвали с нее дорогие украшения и выбросили на улицу, в чем была.

Восстали и дворяне, и стрельцы, город был полностью в их руках; у правительства не было верных войск, которыми можно было подавить восстание. Возле дворца выстроился отряд «служивых иностранцев», как их называет С.М. Соловьев. Плотная толпа расступилась, давая им пройти, и народ кланялся немцам, говорил, что знает их как людей справедливых, честных, которые обманов и притеснений боярских не одобряют.

Немцы пришли с развернутыми знаменами, с барабанным боем, но никаких – ни враждебных, ни угрожающих – действий не предпринимали (впрочем, и приказа из дворца тоже не было). Царь обеспечил защиту себе, а в первую очередь Морозову, и только.

4 июня царь велел выдать восставшим Плещеева; его вывели на площадь в сопровождении палача, но палач оказался не нужен: толпа буквально разорвала Плещеева на части и долго била уже мертвого.

Морозов пытался, выйдя из дворца, обратиться к народу от имени царя, но толпа взревела, что ему будет то же, что Плещееву, и Морозов буквально убежал; по некоторым данным, ему вслед полетели камни, а немцы-охрана не сделали совершенно ничего.

Тогда вышел к народу двоюродный брат царя, Никита Иванович Романов, любимый народом. Сняв перед народом шапку, Никита Иванович говорил, что царь выполнит желания подданных, просит их разойтись, чтобы он мог выполнить обещанное. Народ кричал, что требует выдачи Траханиотова и Морозова, а против самого царя и «верных людей» ничего не имеет.

Царь обещал выдать Морозова и Траханиотова, но они-де скрылись; их обязательно разыщут и казнят.

Восстание имело много самых неожиданных последствий.

По Москве и всей Московии прошла волна слухов, от «царь стал милостив, сильных из царства выводит» (видимо, тайное народное чаяние – чтобы всех «сильных» «повывести») до «царь глуп; глядит все изо рта бояр и Милославского, они всем владеют, а сам государь все это знает да молчит, черт у него ум отнял». Если учесть, что кто-кто, а Милославский никогда не пользовался большим уважением царя, и это крайне далеко от истины.