Правда о Григории Распутине

При этом речь шла не о досье на врагов государства, которых в тот момент было более чем достаточно и которых департамент полиции успешно «разрабатывал». В руководящих органах революционных партий России тайная полиция имела немало «ценных сотрудников». В департаменте полиции знали не только, о чём говорил и что делал в тот или иной момент лидер большевиков Владимир Ульянов-Ленин в своем эмигрантском далеке. Руководители полиции могли получать надежную информацию о нюансах повседневного времяпрепровождения «пламенных революционеров» вплоть до ежедневных меню. Но вне рамок служебных занятий быт и нравы революционный среды Белецкого не занимали, эти данные он не копировал.

Он собирал материал на человека, которого принимали Венценосцы и которого он как глава тайной полиции обязан был лишь охранять. Удивительно, но в близком окружении Распутина не нашлось человека, которого полиции удалось бы «заагентурить». Поэтому информацию получали от тех, кто должен был выполнять функцию охраны. К Распутину был прикомандирован постоянно целый наряд в составе 8–10 полицейских. Филёры поставляли сведения, которые Белецкий собирал, «обрабатывал» и «конфиденциально» показывал премьеру В. Н. Коковцову, Великому князю Николаю Николаевичу, чете Богдановичей и некоторым другим лицам, горевшим желанием «разоблачить Распутина».

Неизвестно, какие именно «факты» были представлены на обозрение сим лицам, но, судя по тому, как опростоволосился Николай Николаевич, можно судить об их откровенной тенденциозности. Когда Великий князь в 1914 году решил провести «решительное объяснение с Ники», то он очень рассчитывал на информацию Белецкого, любезно ему и предоставленную. Встретившись с Монархом, двоюродный дядя стал убеждать Его «изгнать Распутина», который «позорит Династию», подрывает веру в Царя. По словам Великого князя, это «развратник» и «хлыст».

Осталось неустановленным, какие чувства испытал Николай II во время этого разоблачительного монолога; ведь его поносил тот, кто некоторое время назад был самым горячим сторонником старца, но когда дошло дело до «фактов», то тут же возразил. Во-первых, «хлыстовство», твердо заявил Монарх, было опровергнуто расследованием духовной консистории. Что же касается «разврата», то ведь в этот вечер, который, по данным Николаши, Григорий якобы пировал в обществе женщин легкого поведения в ресторане, весь тот вечер Распутин провел вместе с Их Семьей. Николай Николаевич был обескуражен и бесславно ретировался и больше за «надежной информацией» к Белецкому не обращался.

Великий князь Николай Николаевич и его жена, «ненаглядная Стана» (Анастасия), последние годы просто люто ненавидели не только Распутина, но и Императрицу. Великий князь даже не стеснялся прилюдно делать публичные заявления такого рода, на которые другие ненавистники не осмеливались. Вот образчик его размышлений в Ставке в 1915 году, сохраненный для потомства протопресвитером отцом Георгием Шавельским: «В Ней — всё зло. Посадить бы Её в монастырь, и все пошло бы по-иному, и Государь стал бы иным». Эти слова не какой-нибудь генеральши Богданович, а члена Династии!..

Период «охраны» в 1912 году продолжался всего несколько месяцев и в конце того же года по распоряжению Царя был прекращен. Насколько можно судить, Император Николай II так и не узнал горькой правды, что руководство полиции выполняло не столько приказ об охране друга Его Семьи, сколько занималось главным образом сбором компрометирующих сведений. Всего этого Царь не ведал. Поэтому, когда после покушения Гусевой отдал теперь уже письменное повеление начать охрану Распутина, Ему и в голову не могло прийти, что сие распоряжение лишь только усилит деятельность по сбору дискредитирующих сведений и раздует антираспутинскую истерику в стране.

Обратимся теперь к главным документальным результатам полицейской «разработки» Распутина, но прежде проясним несколько вопросов. Что собирали? Кто собирал? Как обрабатывали и как препарировали информацию?

Уже замечено ранее, что существовало как бы три периода, когда полиция интенсивно собирала сведения о Распутине. Первый, «курловский», о котором сохранилось чрезвычайно мало сведений, а итоговые материалы, составлявшиеся в высоких полицейских кабинетах Петербурга, до нас вообще не дошли.

Второй этап — «период Белецкого» — пришелся на 1912 год, и он тоже не отличается обилием сохранившегося материала. Однако в это время были отработаны приемы и методы сбора исходной информации. Важно то, что сохранились поденные филерские донесения о поездках и встречах Распутина, которые фиксировали агенты полиции.

Ценность этого первичного материала в том, что их не касалась рука «обработчиков». Остановимся на этих документах подробней, тем более что «профессиональные разоблачители» эти материалы не тиражировали и не популяризировали. Некоторые из этих донесений впервые появились в печати уже в наше время в книге О. А. Платонова о Распутине.