Правда о первой ночи

– Но даже если так, все равно, она же не взяла меня с собой, чтобы сделать это… – Я не могла поверить в то, что говорил мне Миша. Он не знал Еву, не знал ни Наима, ни Мюстеджепа, все они казались ему выходцами из преступного мира, и он искренне переживал за меня, боялся, что я снова вернусь к ним, в их мир и стану такой же, как они. – Она не подставила меня, если ты это имеешь в виду…

– Все равно, ты не должна возвращаться к ней, – шумно вздохнул Миша и взъерошил влажные светлые волосы на своей голове. Рубашка его, пропитанная потом, прилипла к телу, он сильно нервничал. – А ведь ты хочешь этого, особенно теперь, когда освободилась от своих кошмаров, когда тебя здесь ничто не держит, даже я…

Хорошо еще, что я не успела рассказать ему о своем романе с красивым турком, Мюстеджепом, которого я бросила, где-то глубоко внутри понимая, что все равно вернусь к нему, что только с ним я буду спокойна и счастлива. Он был единственным человеком, с которым мне было хорошо, который словно всю жизнь ждал меня, чтобы жить со мной, любить меня. И еще: я откуда-то знала, просто была уверена, что он готов простить мне все, даже мой внезапный отъезд, и мне не придется объяснять ему свой отвратительный по отношению к нему поступок… Он скажет мне так: если ты уехала, значит, тебе так надо было. Но ты вернулась ко мне, и это главное.

С Мишей все было куда сложнее, тяжелее, муторнее. Мне даже казалось, что Миша не любит меня, но все равно испытывает ко мне чувство собственника.

Мы расстались с ним холодно. Как люди, сгоряча раскрывшиеся друг другу и теперь неожиданно осознавшие невозможность оставаться даже друзьями. Он узнал обо мне то, что не должен был узнать, как мужчина, я же увидела в нем не способного к прощению собственника, но никак не потерявшего от любви голову парня.

Не в силах оставаться больше одна и не зная, куда мне податься, поскольку в общежитие я ехать не хотела, а в интернате мне тем более нечего было делать, я решила навестить маму Машу.

Глава 41

Был конец марта, а за окнами маленькой квартирки, что снимала Валентина, сыпал снег. Она сидела за столом при включенной лампе и читала очередное письмо Мюстеджепа, которое ей принесла мама Маша. В комнате до сих пор пахло ее ландышевыми духами и пирожками с капустой, которые она привезла своей подопечной. В оранжевом круге света лежал лист бумаги, на котором было всего-то несколько строк, написанных латинскими буквами. «Askim, moya lubov skuchayu po tebe, dumayu o tebe… Eva zdorova, poehala otdihat v Rim, Naim I Ayten peredayut tebe privet…»

Еще летом, когда Еву выпустили из камеры предварительного заключения, поскольку выяснили, что Александра Локотко и Маргариту Субботину застрелил человек по имени Фикри, который действовал по заказу мужа Субботиной, и она приехала в Саратов к маме Маше, чтобы разыскать Валентину, она привезла для дочери первое письмо Мюстеджепа. По словам мамы Маши, Валентина жила в Саратове, но адреса своего ей не сообщила, и, когда Вале нужно было встретиться с ней, она звонила ей сама. Маша говорила чистую правду, но Ева ей все равно не верила. Она умоляла Машу дать ей адрес и телефон дочери, ругалась с ней, обвиняя ее во всех смертных грехах, рыдала у нее на груди, рассказывая о том, как нелепо закончилась их стамбульская эпопея и как она виновата перед Валентиной, но Маша, и без того догадывающаяся о том, что между Евой и Валентиной в Стамбуле пробежала черная кошка, лишь разводила руками и клялась ей, что не знает адреса. Ева ненадолго оставила Машу в покое и вернулась к ней через месяц все с тем же – помочь ей разыскать Валентину. Все оказалось бесполезным. Ни адреса, ни телефона Маша не знала. На вопросы Евы о том, что с дочерью, где и как она живет, на какие средства существует, Маша рассказала ей, что после возвращения из Стамбула Валя поступила на курсы парикмахеров, закончила их и устроилась работать в парикмахерскую. Сняла квартиру на окраине города, живет очень уединенно, ни с кем не встречается и, по ее, Валиным, словам, никого не хочет видеть. Она поссорилась даже со своим интернатовским дружком, Мишей, и что вообще с ней что-то не в порядке… Ева оставила Маше деньги для Валентины, письма от себя и Мюстеджепа и попросила подругу в случае, если той станет известно, где Валя живет, позвонить ей в Стамбул.

И лишь в декабре, перед самым Новым годом, Валентина позвонила Маше и попросила приехать, продиктовала и номер своего телефона, и адрес. Маша, сгорая от любопытства, примчалась, нагруженная сумками с продуктами, прихватив с собой деньги и письма, и была просто убита наповал, когда увидела на пороге дешевой однокомнатной квартиры округлившуюся, беременную, уже на сносях, Валентину.

История повторялась – сначала Маша ухаживала со своей матерью за беременной Евой, теперь Маше предстояло – и она уже внутренне была готова к этому – приглядывать за Валей.