Любопытны грамоты, коими обменялись царь и хан уже после «побоища при Молодях», восстанавливая, так сказать, «дипломатические отношения»… Увы, как и все вышесказанное, они тоже выпали из «кадра» нашего мастера исторической миниатюры. Но пусть внимательный читатель все же ознакомится с ними в пересказе знаменитого русского историка. Без комментариев…
Девлет-Гирей, отправляя в Москву своего нового посла, наказывал говорить Ивану: «Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много. В длину его ход девять месяцев, поперек – шесть месяцев, а мне (все-таки) не дает Казани и Астрахани! Если он мне эти города отдаст, то у него и кроме них еще много городов останется. Не даст Казань и Астрахань, то хотя бы дал одну Астрахань. Потому
На сию предельно откровенную тираду Иван ответствовал так. Словам твоим, хан, не верю. Знаю:
Был и еще один важный, но оставшийся за рамками интересов г-на Радзинского, результат знаменитой победы 1572 г. Вероятно, героически-смелые и в то же время предельно четкие, слаженные действия объединенных земских и опричных войск при отражении нашествия Девлет-Гирея показали царю Ивану, что его опричная политика в целом достигла своей цели. В стране постепенно укреплялся тот твердый порядок, благодаря которому она смогла в максимальные сроки сконцентрировать силы на нужном направлении и остановить агрессора, доселе считавшегося неодолимым. Потому, как полагают историки, уже в дни празднования одержанной победы Иван принял решение об отмене опричнины, т.е. счел возможным отменить чрезвычайное положение в государстве, введенное семь лет назад, в начале 1565 г. Причем опыт, полученный в течение этих непростых лет, он сознательно передавал своим наследникам. Не случайно Завещание Грозного гласит: «А что есми учинил опришнину, и то на воле детей моих, Ивана и Федора, как им прибыльнее, (пусть так) и чинят,
…Однако 1572 г., точнее, конец его жаркого лета, совпавшего с огненной военной страдой, стал переломным не только для внутренней политики Ивана, но и для всего международного положения России. Едва была достигнута победа над крымцами, пришла весть о том, что 7 июля умер старый польский король Сигизмуд II Август, последний из рода Ягеллонов. Умер, не оставив наследника мужеска пола, и значит, гордой шляхетской республике предстояли теперь долгие трудные выборы нового монарха, делавшие польский трон предметом жестоких споров и откровенного торга как внутри самой Речи Посполитой, так и за ее пределами. Претендентов на наследство Ягеллонов уже с самого начала объявилось предостаточно. Но удивительное складывалось положение. Если использовать современную терминологию, то наибольшую популярность среди польско-литовского «электората» имел, с самого же начала «предвыборной гонки», отнюдь не германский император Максимилиан II и даже не французский принц Генрих Анжуйский (Валуа). Нет. Стать королем Польским (случись действительно