Следовательно, несмотря на некоторые интересные и полезные находки, содержащиеся в исследованиях двух претендующих на окончательный анализ авторов, их суждения так же, как и мнения других, менее педантичных историков-критиков, да и самого Сталина, по поводу текста его речи 19 августа 1939 г., следует признать несостоятельными. Критики пытаются отрицать аутентичность заведомо искаженного, подвергнутого цензурной и редакторской правке текста, напечатанного сначала во французских газетах, а позднее в научном журнале в Женеве.
В наше время, через 67 лет после первой публикации, речь Сталина от 19 августа 1939 г. в ее оригинальной версии следует рассматривать как ценный исторический текст, подлинность которого никогда не была серьезно оспорена.
Очевидно, что включение этого текста в исторический канон может потребовать решения давно назревшей задачи масштабного пересмотра истории Второй мировой войны и обстоятельств, ей предшествовавших, а также причин, приведших к холодной войне.
В предвоенные годы многие хорошо осведомленные дипломаты, «знатоки Москвы», такие как Джордж Ф. Кеннан (George F. Kennan) из США, Жан Пайар (Jean Payart) из Франции, Юлиус Лукашевич (Juliusz Lukasiewicz) и Вацлав Гржибовский (Waclaw Grzybowski) из Польши, Фридрих фон дер Шуленбург (Friedrich von der Schulenburg) и Эрнст Кестринг (Ernst Kostring) из Германии, утверждали, что Сталин хотел большой войны в Европе, чтобы ослабить ее и тем самым создать условия, при которых Красная Армия могла бы осуществить «большевизацию» стран к западу от границ Советского Союза. Их анализ того, как Советы намеревались использовать грядущую «Великую войну», оказались подтверждены текстами речи Сталина от 19 августа 1939 г. и «Директив». Явное стремление некоторых историков примкнуть к Сталину, годами опровергая подлинность его речи, само по себе должно стать предметом серьезного профессионального внимания.
Приложение 1
Перевод на английский язык оригинального немецкого текста речи Сталина на заседании Политбюро от 19 августа 1939 г., полученного от французского агентства «Havas» по телеграфу из Женевы 27 ноября 1939 г. В ходе этого перевода особое внимание было уделено передаче смысла в соответствии с существующими французскими версиями текста того времени. В немецком переводе оригинальной женевской телеграфной копии речи Сталина и поясняющего сопроводительного текста, полученных через французское официальное агентство новостей «Гавас», абзацы, выделенные ниже, отсутствовали. Они приводились в соответствие с абзацами французских версий речи всякий раз, когда, отличаясь по языку, были очень близки или идентичны по содержанию.
Вставки в квадратных скобках в нижеследующем тексте сделаны с пояснительной целью.
[Deutsches Nachrichtenbiiro (DNB)]
FOREIGN NEWS AGENCIES
NO. 724, Berlin, 28.11.39
Completed 11.00
E/Kg
Havas
28.11.
Geneva
Why did Soviet Russia sign a Pact with Germany? The world community has asked this question for some time — and it continues to ask. What moved the government of the Soviet Union to sign political and economic treaties with Germany on October 19 [1939]? Until now we have not known what the conditions were under which Stalin received the unanimous approval of the Politbiuro for this shift in his policy. Now, today, the veil has been lifted.
We have received from Moscow, from a source which we consider to be absolutely trustworthy, the following detailed information on the meeting held, at Stalin's initiative, on August 19 [1939] at 10 p.m., and the speech that he delivered there for the occasion. On August 19, in the evening,
Stalin began to speak immediately, saying in essence the following: «Peace or war. The issue has come to a critical pass. Its resolution will depend wholly on the position that will be taken by the Soviet Union. We are absolutely convinced that, should we conclude a treaty of alliance with France and Great Britain, Germany will be forced to remove its pressure from Poland and seek a
«On the other hand, if we accept Germany's proposal, which you know, is to conclude a nonaggression pact with it, it will undoubtedly attack Poland. Then the entry of England and France [into this war] will become inevitable.
«In such circumstances, we will have good prospects of remaining outside the conflict and, taking advantage of our position, we will be able to await our turn. This is just what our interests demand.