Правдивые истории о чудесах и надежде

История Шэдоу была печальной. Ему было девять лет, и хотя он любил жизнь и обожал находиться среди людей, о нем никогда никто не заботился. Его выбросили на лондонские улицы, где он питался объедками, чтобы выжить. Это была милая, ласковая, добрая собачка, но никому до нее не было дела. Состояние здоровья Шэдоу свидетельствовало о том, что он никогда не питался нормально и не ел регулярно. Одни зубы чего стоили – за всю историю «Баттерсийского дома» в приют лишь пару раз попадали собаки с такими запущенными зубами. Почти все сгнили, почернели до корешков, а изо рта у Шэдоу воняло так, что чувствовалось и за двадцать шагов. Ему удалили пятнадцать зубов, а те, что остались, почистили и отполировали, чтобы в новой жизни ему уже ничего не мешало. Я никому бы не пожелала такой жизни, но в этой истории появилась одна радостная глава: теперь Шэдоу стал нашей собакой. Мы взяли на себя обязанность заботиться о нем, чтобы он никогда ни в чем больше не нуждался.

Клер привезла из «Баттерсийского дома» комплект материалов для новых хозяев. В него входила книжечка с информацией о прививках Шэдоу, а также различными советами и рекомендациями. Шэдоу задремал, а я села и с головой погрузилась в изучение материалов о приюте и информации для начинающих собаковладельцев.

Хотя здоровье Майкла ухудшалось на глазах – он уже не мог стоять на ногах и даже говорил редко, Шэдоу полюбил его всем сердцем. С того момента, как он попал к нам в дом, у них с Майклом возникла особая связь. Он запрыгивал к нему на колени, садился и смотрел на него своими блестящими карими глазками. При виде его глупой беззубой улыбки Майкл тоже начинал улыбаться, и я часто спрашивала себя, не этого ли Шэдоу добивался. Впервые за много месяцев Майкл чувствовал радость, и это помогало ему справляться с болью.

Шэдоу всегда знал, как сделать лучше.

По утрам я вставала в семь и выводила его на прогулку. Стоило мне проспать одну лишнюю минутку, и Шэдоу принимался толкать меня и пинать, пока я не поднималась. Каждый день мы совершали две долгие прогулки, а если у Майкла возникало желание, я везла их с собакой в лес недалеко от нашего дома и усаживала его на раскладной стул на траве у парковки. Шэдоу успел зарекомендовать себя настоящим воображалой и больше всего любил, когда мы останавливались поболтать со знакомыми. Он бегал от Майкла ко мне, Майкл бросал мячик, если мог, и это было здорово: такие мирные, счастливые минуты.

Дома Шэдоу любил погреться на вечернем солнышке, проникавшем сквозь большое окно во всю стену. Он любил смотреть, как жизнь идет своим чередом, а когда кто-нибудь заезжал на стоянку у нашего дома, громко лаял.

– Из него получился бы отличный дежурный стоянки, правда? – спрашивала я Майкла.

Он кивал и тихо смеялся. Мы были женаты пятьдесят лет, и я до сих пор любила его чудесный смех.

До выхода на пенсию Майкл работал инженером-строителем, а я, отправив детей в школу, устроилась в полицию, потом переквалифицировалась в полицейского психолога, а после открыла свою службу психологической помощи людям, потерявшим близких, и стала ее управляющей. За шестнадцать лет штат компании вырос от нескольких добровольцев до более пятидесяти психологов. Мы помогали людям обрести силы и мужество, чтобы пережить утрату.

Хотя я до сих пор была занята на работе, наша жизнь теперь очень отличалась от той, что мы вели в прежние годы. Все изменилось особенно сильно после того, как Майкл пережил тяжелый инсульт, а позже заболел раком. Мы уже не ходили на танцы и не гуляли целыми днями, а проводили время в обществе друг друга дома. Не могу сказать, что мне это не нравилось, но с появлением Шэдоу жить стало веселее.

Однажды я заметила, что Майкл не может поднять руку, чтобы погладить Шэдоу. Шэдоу тоже понял, что что-то не так, и тихонько сидел рядом. Я вызвала врача, тот позвонил в скорую, и Майкла отвезли в ближайшую больницу. Ему пришлось остаться там, и в течение нескольких недель я приходила к нему дважды в день. Собак, разумеется, туда не пускали, но каждый день Майкл спрашивал: как Шэдоу? Где он?

Я рассказывала, что в парке у него появились новые друзья, что вечерами он играл с нашими внуками, которые заходили в гости дважды в неделю после школы.

– Как бы я хотел снова увидеть его, – говорил Майкл.

На следующий день я посадила Шэдоу в машину и поехала в больницу. Когда мы подъехали, я обошла здание и подошла к окну палаты на первом этаже, где лежал Майкл. Я постучала в окно, и когда Майкл увидел меня, поднесла к окну Шэдоу. Увидев свое отражение в оконном стекле, тот начал извиваться у меня на руках и высунул язык, и от этого стал выглядеть еще комичнее. Пациенты, медсестры, врачи – все, кто был в тот момент в палате, – заулыбались. А главное, улыбнулся Майкл, и я была этому очень рада.

Каждый день я приносила Шэдоу к окну, а потом, через несколько недель, Майкла решили перевести в хоспис.