Праведница

– Зачем? – усмехнулась раненая зимняя фейри. – Чтобы ты мог отпраздновать ваш успех при дворе? Порадоваться, как прекрасно ваше новоиспеченное оружие будет зачищать поле боя?

Арджун покачал головой.

– Произошедшее с вами не причина для праздника. – Он уперся локтями в колени и продолжил: – Пожалуйста. Расскажите.

– Считаешь, я поверю в то, что ты действительно станешь меня слушать? – Сухой смех сорвался с ее губ. Арджун видел, что некогда она была красивой. Скорее всего, в ее родословной были придворные. Однако оружие, которое использовали против нее, чем бы оно ни было, нанесло невероятный ущерб, который не сможет исправить даже самый одаренный лекарь. – Считаешь, я поверю в то, что ты действительно будешь слушать, как я говорю гадости о вашей правительнице? – сказала она. – Или о вашей глубокоуважаемой генеральше?

Арджун помрачнел при упоминании матери. Ему хотелось уйти отсюда. Хотелось притвориться, будто он не бывал в этих горах. Однако он снова прикусил язык и промолчал. Арджун услышал, как за его спиной шуршит платье Пиппы, прохаживающейся между коек, пока она тихо общалась с другими, стараясь их утешить. Никто не просил у нее помощи, однако она, не колеблясь, поспешила помочь нуждающимся. Она не видела слабостей. Видела лишь нужду.

Истинная смертная. И Арджун был рад, что она рядом.

Он кивнул.

– Я выслушаю, – сказал он.

Слезы блеснули в уголках глаз темной фейри. Ее медные волосы сверкнули, когда она смахнула все, что от них осталось, с бронзового лба.

– Первыми пали дети, – начала она.

Арджун лежал в темноте, повернувшись спиной к холодной каменной стене.

Сон от него ускользал.

Да и не то чтобы он заслуживал отдыха. Как вообще можно спать после того, как сталкиваешься с ужасами, с которыми Арджун имел дело всего несколько часов назад?

Всю свою жизнь он спал в тепле и комфорте. Сейчас он вспоминал знойную духоту в Бомбее. Вспомнил, как этот зной точно оживал, окутывая все вокруг. А потом в самом начале сезона дождей зной смешивался с ливнями в радостном танце. Арджун и его друзья бегали по улицам, кричали и прыгали по лужам, а жара ласкала кожу и распушала волосы.

Арджун не припоминал, чтобы в Индии было холодно даже во время дождя.

Впервые в жизни он увидел снег, когда оказался в Кембридже. Снег тот словно просачивался сквозь кожу, заставляя Арджуна дрожать. Однако даже тогда он мог раздобыть плащ. Мог разжечь задорный огонь, который бы потрескивал и согревал до самых костей.

К подобного рода холоду Арджун не привык. Не привык к подобного рода… пустоте. Дело было не только в прохладе пола под ним или плохо согревающем одеяле. Нет, это был холод правды.

Он повернулся, задрожав. Он старался двигаться осторожно, чтобы не разбудить ненароком Пиппу, которая спала на невысокой кровати рядом с ним. Отчасти Арджуну отчаянно хотелось, чтобы она поделилась с ним теплом, однако это было слишком уж самонадеянно. Не говоря уже о том, что Арджун ни за что, даже под страхом смерти, не станет заставлять юную девушку чувствовать себя неуютно в собственной кровати хотя бы намеком. И неважно, что они женаты. Они женаты лишь на словах, и Арджун не станет тем мужчиной, который плюет на желания и нужды супруги.

Даже когда он снова закрыл глаза, бессмысленно пытаясь уловить сон, который его избегал, картина искалеченной фейри появилась в сознании. Картина гниющих почерневших пятен на коже другого темного фейри в местах, где оружие выстрелило в живот столько раз, что практически разорвало его напополам. Этот фейри вряд ли проживет больше недели. Сюнан сам так сказал, когда они уходили. А другой пожилой фейри с рожками и седеющими висками поспешно начал рассказывать им о некой маленькой пушке, способной стрелять множеством зарядов одновременно. Стрелять сотнями пуль, которые были сделаны из чистейшего серебра, прежде чем требовалась бы перезарядка. Последний же фейри, с которым общался Арджун, у которого были черные, как кобольд, глаза, точно как у доккаеби, упомянул другое оружие – ядовитый газ, образованный из серебра, измельченного в пыль, с семенами горчицы, а также кислотой, которая обжигает и наполняет легкие, отчего кажется, будто огонь сжигает изнутри.

Он рассказал Арджуну, что видел, как умирают его родные, один за другим.

Сюнан с Пиппой осмотрительно умолчали о том, что Арджун был сыном генерала Рийи. Сказать по правде, Арджун вообще старался никому не называть своего имени. И хотя он ни за что бы не признался в этом, он был благодарен за молчание Пиппы и Сюнана. Если бы выжившие узнали, кто Арджун такой, он даже не смог бы обвинить их в ненависти к нему.

Пиппа долго общалась с одной водной нимфой, которая рассказала ей о том, что их пруд был отравлен. О подводных ловушках с острыми осколками серебра, которые взрывались, когда кто-либо к ним приближался. Тролль рассказал историю о том, как его жгли раскаленным серебром, а потом это серебро сдирали с него, когда то остывало, вместе с кожей.

Вид конкретно его ран оказался для Пиппы слишком ужасен. Она убежала вся в слезах.