Праведные клятвы

Я смотрю на красивый двухэтажный особняк. Он сам по себе классический, шикарный и изысканный, как и его владелец. Две парадные лестницы ведут на огромный балкон второго этажа. Деревянные входные двери открыты, по обе стороны стоят официанты. Внутри освещаются большие люстры, а снаружи доносится музыка.

— Значит, ты здесь не живешь? — спрашиваю я, любуясь красотой этого места. — Ты типа Нью-Йоркского Гэтсби?

Он смеется, потому что здание кричит о роскошных мероприятиях, высшем обществе и досуге.

Но нет ощущения… дома.

— Я уверен, что ты привыкла к удивительным местам, — комментирует он, пока мы идем к входной двери.

— Да, но этот дом очень мил.

Однако это заставляет меня задаться вопросом, как выглядит дом для Доусона, потому что все это бизнес. Яркий экспонат для клиентов. Я хочу знать, как выглядит его дом, потому что то, где живет человек, часто многое говорит о нем. Ну, так мне всегда говорила моя nonna.

Рука Доусона остается на моей пояснице, когда мы входим в особняк. Люди начинают приветствовать его, бросая в мою сторону любопытные взгляды, но не прося представиться. Я привыкла к таким мероприятиям и, честно говоря, предпочитаю, чтобы люди со мной не разговаривали. Если, конечно, это не мой личный прием. Ни разу его рука не покинула мою поясницу.

Нахожу небольшое удовлетворение в том, что, когда он пожимает руки другим людям, он на самом деле не уделяет никому больше внимания, чем они того заслуживают, и его внимание продолжает возвращаться ко мне.

Мы проходим через особняк и попадаем в комнату, где общается большинство людей. Все, как и ожидалось, — большие люстры, великолепные произведения искусства, мраморные полы, все это кричит о декадансе. Но я все еще не вижу и намека, чтобы Доусон жил здесь.

Подходит дама с подносом шампанского. Он хватает один бокал и протягивает мне, прежде чем взять еще один себе.

После объявления о прибытии Доусона в воздухе витает энергия. Если раньше люди не общались, то теперь они, черт возьми, это делают. Мне интересно за этим наблюдать. Я быстро понимаю, что те, кто носит красный галстук-бабочку или красный чокер, — это сопровождающие. И все они прекрасны. Как будто они все вышли из журнала, но это нечто большее. Они излучают легкость и харизму. Это элита, и у меня такое ощущение, будто я вступаю в другую часть мира Доусона. Он начинал как эскорт? У него еще столько тайн.

— Нужно ли мне надеть красный чокер? — спрашиваю его. Я могу сказать, что он изучал меня больше, чем группу вокруг нас.

Он наклоняется, его губы касаются моего уха, и он шепчет:

— Единственный чокер, который ты когда-либо наденешь — тот, который я тебе дам.

Когда он отстраняется, я чувствую в нем перемены. Его рука сильнее давит на мою спину, когда ко мне подходит пожилая женщина.

— Доусон, сбор этого года… — Она качает головой и смотрит на меня. — О, сегодня у тебя прекрасная спутница. Я одобряю. А теперь найди мне кого-нибудь, — говорит она, улыбаясь мне. Но я чувствую, что она меня осуждает. На подобных мероприятиях дома мне приходилось сталкиваться с пристальным вниманием. Меня судили либо как дочь моего отца, как возможную пару их сыну, либо как соперницу. Но эта вечеринка основана только на тщеславии и дружеских отношениях.

— Миссис Хендерсон, я даю вам самых лучших, но ни один из них вам никогда не нравится, — отвечает он.

Она кладет руку ему на плечо.

— Это потому, что я жду тебя, дорогой.

Мне хочется посмеяться над ее напористостью.

— Извините, но я уже занят, — говорит он, что меня удивляет.

— Я уверена, она не прочь поделиться. Так ведь, дорогая? — спрашивает она меня.

— О, вы можете забирать его. — Я улыбаюсь, и ее глаза расширяются, но Доусон притягивает меня ближе, сжимая мое бедро. Я слышу его невысказанное «веди себя хорошо».

— Она шутит. Такое чувство юмора. Мной не делятся. Простите, миссис Хендерсон. Пожалуйста, наслаждайтесь вечером, — говорит Доусон, уводя меня. Я слегка машу ей рукой, и она улыбается в ответ, когда мы уходим.

— Ты бы поделилась мной? — спрашивает он, когда мы подходим к пустому столу.

— Ты не мой.

— Но я хочу быть твоим. Или, по крайней мере, заставить тебя снова кончить. — Он ухмыляется.

Я поднимаю бокал шампанского.

— Если я получу еще один такой, я вполне могу позволить тебе. Он протягивает мне свой бокал, к которому не прикасался. — Я пошутила.

— Не стоит так шутить и играть с моими чувствами, — издевательски ругается он, когда к нам приближается мужчина. Он подходит к Доусону сзади и бросает на меня короткий взгляд, прежде чем сосредоточиться на Доусоне.

— Эдгар, — приветствует Доусон.

— Доусон.

— Все в порядке? — спрашивает Доусон.

— Да, просто небольшая сводка новостей. Хотите обсудить это перед вашим клиентом? — спрашивает Эдгар, кивая мне.

— Я не… — я качаю головой, и он смотрит на меня.

— Я видел, как тебя продали на аукционе. Я знаю, что ты клиент.

Меня охватывает шок, и я задыхаюсь.