Правила Мерджа

– Если мы не вернемся и не позвоним тебе до завтрашнего утра, тебе придется объясняться с этими аристократами самому, – сказал ему Кольцов, имея в виду под аристократами баронов де^****. – Не рассчитывай застать нас в живых, но если тебе удастся завладеть шедеврами, обещай отдать картину Пикассо, я имею в виду пятого Арлекина, моей дочери, – добавил он, убирая наградной «глок» в наплечную кобуру.

Васкес тогда только кивнул головой. Многолетний опыт общения с этими людьми научил его не верить им никогда. Однако выбора у него не было, и, терпеливо дождавшись рассвета, он, подойдя к дверям ночного клуба, где зависли баронесса и барон де^****, сунул ствол своей любимой за небольшие размеры basque[212] под кадык опешившему вышибале. Через несколько минут его неприметный «Ситроен» мчался с супругами на заднем сиденье в сторону их замка. Все трое были европейцами и легко поняли друг друга. Возможность пожара в замке за тридцать миллионов евро мгновенно отвлекла обоих свингеров от наскучившей им к концу вечеринки компании. Сейчас, стоя в холле и видя подтверждение его слов, барон сам указал ему, куда надо идти. Они спустились вниз и, открыв потайную дверь, замерли на пороге.

– Grâce le Dieu il ́na pas le feu[213]

, – сказала баронесса де^****, выдыхая с облегчением и в страхе осматриваясь вокруг себя. Она держала руки перед собой со сложенными, как для молитвы, ладонями, и полы короткого плаща распахнулись, открывая ее возрастное тело.

Васкес забрал автомат и переставил картину лицевой стороной к стене. Из всех лежавших на полу только Чекарь был жив, и, плеснув ему в лицо холодной воды, Васкес дождался, когда тот откроет глаза. Он развязал Чекаря и, подняв с пола, усадил в кресло.

– Я облажался, – еле слышно прошептал ему Чекарь. Руки у него были вырваны из суставов и требовали немедленной хирургической операции.

– Il faut que vous compreniez que vous ne pues pas nous tuer sin coséquences. Tous le monde nous aves vu avec votre compani[214]

, – проговорил барон де^**** заплетающимся от страха языком.

– Ferme ta gueule[215], – прикрикнул на него испанец.

Барон де^**** послушно замолчал. Он подошел к продолжавшей молиться супруге и, запахнув на ней плащ, отвел ее к стоявшему у противоположной стены дивану.

Видя критическое состояние единственного оставшегося в живых русского, Васкес не сомневался, насколько нужна ему немедленная медицинская помощь; и еще он знал, что окрестности замка были переполнены полицейскими. Казалось, их нагнали сюда со всей Франции. Стоявший всего в нескольких километрах отсюда сгоревший «Роллс-Ройс» стал меккой для любопытных зевак, стекавшихся к нему со всех сторон и старавшихся сфотографировать из-за спин полицейского оцепления «разборки русской мафии».

– Connaissez vous un toubib que pouisse aider à lui?[216] – спросил он после минутного раздумья, глядя на сидевших рядом аристократов.

– Monsieur, je suis un chirurgien, moi-même. Pas un tоubib. Ma femme a ete une infirmière. Il y a longtemps nous avons travaille ansamble en Africe, ou nous avons fait notre connaissances. Donc apre elle a devenu baronne de^****[217], – ответил ему с достоинством пожилой мужчина, наконец взявший себя в руки. Втроем они кое-как перетащили старавшегося не стонать от боли Чекаря на второй этаж, где в замке для весьма сомнительных целей была оборудована небольшая амбулатория.

Видимо, в свое время барон был отличным хирургом: несмотря на бессонную ночь и количество выпитого и выкуренного, руки его перестали дрожать, как только в них оказался скальпель. Через два часа все было закончено. Обколотый морфием, со следами аккуратных швов на обоих плечах, Чекарь спал, укрытый одеялом из верблюжьей шерсти. Барон и баронесса де^****

спустились в гостиную, где с автоматом, лежавшим на коленях, их ожидал Аурелио Васкес. Им предстояла долгая беседа о том, как разделить то, что по капризам рока теперь принадлежало только им.

* * *

Часы, помнившие, наверное, еще времена Демидовых, пробили пять. Стоял конец декабря, и за окном уже давно было темно. Рома Чекарь остался один в кабинете управляющего одного из комбинатов, входящих в Северный холдинг. Чекарь была не кличка, а самая настоящая фамилия, и Рома очень бережно относился к правильно поставленному ударению. Правда, в последнее время ему приходилось все реже и реже кого-то поправлять. Мало кто из тех, с кем ему доводилось иметь дело, являлся на встречу неподготовленным к правильному произношению. Дверь приоткрылась, и заглянувшая в нее секретарь сказала ему, что тот, кого он ждал, прошел через пост охраны и сейчас, должно быть, направляется сюда.

– Проводи его сразу ко мне, – сказал он, выключая телевизор.

– Слушаюсь, – по-военному ответила она и поспешила скрыться за дверью.

– Лен! Подожди, – окликнул он ее, когда она уже почти закрыла за собой дверь. – Принеси бутылку холодной водки и рюмки, – сказал он.