– У меня, Нина, стиль одежды такой: спартанский, или спортивный – кому как нравится. И к тебе я сегодня вообще-то не собирался. Но я вижу, Нина, что ты, не стыдясь гостей, обидеть меня хочешь, сор из избы выносишь. Может, нам уйти?
– Почему это «вам»? Ты, если хочешь, уходи, а мы посидим, пообщаемся. Ко мне еще гости должны прийти.
– Другой бы обиделся, – заявил Сенин, – а я не стану, я буду выше этого. А интересно, это кто же еще должен к тебе в гости прийти?
– Марио, – лукаво сказала Нина.
– Ах, Марио, – угрожающе процедил Сенин, – ну, тогда я останусь. Марио – это ее бывший возлюбленный, – пояснил он.
– Не возлюбленный, а воздыхатель, – поправила Нина, – у меня с ним ничего не было.
– Ну ладно, Нина, давай не будем.
– Давай не будем. А если будем, то давай.
Чтобы унять разгорающуюся ссору, Ислам предложил Сенину выйти перекурить, тот с видимой неохотой согласился – кажется, ему не хотелось оставлять женское общество.
– Да курите здесь, – разрешила Нина.
– Здесь и так дышать нечем, мы лучше выйдем, – сказал Ислам и поднялся. Сенин последовал за ним. Они вышли на улицу и остановились в тени, отбрасываемой козырьком подъезда. Трехэтажный дом, в котором жила Нина, был старинный, дореволюционной постройки.
– Слушай, я тебя за весь день так и не удосужился спросить. Так как насчет нашего дела, что мне передать? – спросил Сенин. – Он не может больше ждать, землю надо выставлять на аукцион.
– Я согласен, – сказал Ислам, – деваться некуда.
– Ну почему так мрачно, друг мой? Можно отказаться.
– Я не в этом смысле – в глобальном. Мне по жизни деваться некуда. А в частности – рынок закрыли, выбора нет, надо развивать новое направление.
– А когда деньги? – осторожно спросил Сенин.
– Завтра подъезжай, только я бы хотел вначале внести аванс. Скажем так, половину.
– Старик, не согласятся они. Теоретически, после того как документы об отводе земли будут подписаны, ты можешь их кинуть, и у них не будет законных претензий к тебе, надо рискнуть.
– А если они меня кинут?
– Маловероятно, его не так давно назначили, он не станет начинать деятельность таким образом. Они зарываются обычно в конце.
– А ты ответишь за них?
– В пределах своей доли, конечно, но не за пятьдесят же кусков! Я верну тебе свои комиссионные, пять тысяч, в лучших традициях общества с ограниченной ответственностью. Но дело выгорит, я уверен.
Ислам задумался. С Сениным можно было иметь дело, он не сомневался в нем. Но Ислам был суеверен. Рынок, взятый в аренду с помощью Александра, власти закрыли, не дав ему проработать даже год. Он еле успел отбить деньги. Исходя из собственных проверенных временем суеверий, связываться с Сениным второй раз не следовало.
«Чтоб жизнь прожить, знать надобно немало…» Ислам знал немало о жизни, но жизненные проблемы возникали оттого, что он зачастую не следовал собственным знаниям. Другое дело, что любой бизнес, особенно бизнес на просторах бывшего Союза, сопряжен с риском.
– Ладно, – сказал он, – договорились, приезжай завтра.
Порыв ветра сорвал несколько желтых листьев с крон деревьев, и они, кружась, опустились на землю. Ислам поднял один из них, это был кленовый лист.
– Как-то сегодня неестественно тепло, – заметил он, – наверно, снег скоро пойдет.
– Может быть, – согласился Сенин, – ноябрь все-таки. Пойдем, что ли, к дамам, а то заскучали они, наверное. К тому же я не люблю, когда женщины одни остаются, – обязательно какая-нибудь нежелательная информация о тебе всплывет, больно любят они сплетни.
– Сейчас, – отозвался Ислам, – еще пару минут. Разгоряченному спиртным, ему не хотелось возвращаться в душную комнату. В этот момент к ним приблизился мужчина и на ломаном русском произнес:
– Синьоры, пожалуйста, это дом номер девят?
– Да, – удивился Сенин.
– А двадцат квартир – этот подъезд?
– Этот.
– Граци, спасибо.
– Пожалуйста, – сказал Сенин и добавил: – Третий этаж, дверь налево. – И, обернувшись к Исламу, воскликнул: – Нет, ты видал? Это Марио, я его по карточке узнал. При живом мне она итальянцев к себе допускает! Я же могу и скандал устроить!
– Брось, ты же интеллигентный человек.
– Я – да, этим она и пользуется.
– А ревность – это, между прочим, атавизм.
– Ну, не знаю, здесь у нас какой-то парадокс получается. Если я, интеллигент, испытываю ревность, то либо ревность – не атавизм, либо я не интеллигент, с чем я категорически не согласен.
– Парадокс критянина, – сказал Ислам.
– Вот, вот, именно он. Пошли, что ли, или ему надо дать освоиться в гареме? Нет, пойдем.
– Ну пойдем.
Они поднялись в квартиру. Марио сидел на месте Сенина, и Нина накладывала еду в его тарелку.
– Саша, иди сюда, мы подвинемся, – сказала она.
– Ничего, я здесь как-нибудь, – гордо ответил Сенин и подсел к Маше.
– Познакомьтесь, это Марио, мой старый приятель. Это Ислам. Это Саша.
– А, это вы! – сказал Марио, обмениваясь рукопожатиями.
– Мы, – подтвердил Сенин.
– Какими путями в Москве? – спросил Ислам. – Туризм или бизнес?
– О да, бизнес – ответил Марио.
– Ислам, между прочим, тоже бизнесмен, – заявил Сенин, – он торговлей занимается, трейдинг по-вашему.