Читаем Правила виноделов полностью

Сестра Анджела, видя безутешность Кудри Дея, устроилась поудобнее на его кровати, приготовившись провести возле него весь долгий вечер, а может, и ночь.

Доктор Кедр сидел на своем обычном месте за машинкой; мертвый младенец, препарированный Гомером, не мешал ему. Он был даже рад, что Гомер не успел закончить работу, требующую сосредоточенного внимания; ему очень была нужна сейчас такая работа, очень-очень нужна. За окном быстро темнело, он зашевелился в кресле, протянул руку и включил свет. Затем уселся поудобнее — сколько вечеров он провел в этом кресле! Казалось, он ожидает кого-то. Ночь еще не опустилась на землю, но за окном явственно слышалось уханье совы. Ветер с океана, должно быть, уже стих.

Едва стало смеркаться, Мелони опять подошла к окну и увидела отъезжающий «кадиллак». Правый его бок был обращен к ней, и она сразу узнала в человеке на переднем сиденье Гомера Бура. Он сидел к ней в профиль, не двигаясь, не смея вздохнуть. Если бы они увиделись перед отъездом, если бы, хуже того, ему пришлось объяснять свой отъезд, он не мог бы сказать ей, что вернется через два дня: Мелони умела отличить правду от лжи. Она мельком увидела красивую девушку с длинными ногами на заднем сиденье и подумала, что за рулем, наверное, тот молодой красавчик. Она успела долгим взглядом проводить Гомера, запечатлеть в памяти его профиль. Потом в сердцах захлопнула «Крошку Доррит», размазав еще не высохшие чернила посвящения, и швырнула ее об стену; только миссис Гроган услыхала этот резкий звук — Мэри Агнес продолжала опорожнять в туалете желудок.

Мелони вытянувшись лежала на кровати, отказавшись от ужина.

Обеспокоенная миссис Гроган подошла к ней, пощупала лоб. У девочки явно жар, но миссис Гроган не стала докучать ей лекарствами.

— Он нарушил данное слово, — единственное что произнесла Мелони и немного погодя прибавила: — Гомер Бур покинул Сент-Облако.

— У тебя небольшой жар, — сказала миссис Гроган; но когда вечером Гомер не пришел читать «Джейн Эйр», миссис Гроган задумалась. И позволила Мелони почитать девочкам вместо него.

Голос девушки звучал до странности монотонно. Чтение Мелони еще сильнее расстроило миссис Гроган. «Лелеять в сердце тайную любовь — безумие, а если эта любовь безответна и скрыта от всех, она может разрушить жизнь», — прочитала Мелони на одной ноте, без точек и запятых.

Столь же безуспешной оказалась попытка сестры Анджелы почитать мальчикам Диккенса. Описания были для нее слишком длинны и запутанны, дойдя до середины, она теряла мысль и возвращалась назад, так что мальчишки скоро стали зевать.

А сестре Эдне предстояло в тот вечер произнести вечернее благословение. Доктор Кедр так и не вышел из кабинета сестры Анджелы, сказал, что слушает, как кричит сова, и хочет еще послушать.

Сестра Эдна очень мучилась: ни за что у нее не получится это благословение. Главное, что она сама толком его не понимала, считая чем-то вроде шутливого контракта между доктором Кедром и вселенной.

— Спокойной ночи, принцы Мэна! Короли Новой Англии! — пронзительно прокричала она, сунув голову в дверь.

Дымка Филдз, долго страдавший животом, в испуге проснулся, разбуженный ее голосом, а Кудри Дей особенно громко взвыл, но вскоре опять перешел на умеренный плач. «Где Гомер?» — прошептало несколько голосов, а сестра Анджела все гладила Кудри Дея по спине в темноте спальни.

Сестра Эдна, очень встревоженная поведением доктора Кедра, набралась храбрости и пошла в кабинет сестры Анджелы. Она скажет ему сейчас, пусть идет в провизорскую, примет добрую понюшку эфира и погрузится в счастливые сновидения. Но, подходя к полосе света, одиноко падающей в коридор из кабинета сестры Анджелы, сестра Эдна все больше и больше робела. Она ничего не знала о вскрытии плода и, осторожно заглянув в кабинет, испытала легкий шок, увидев распотрошенного младенца. Решимость поговорить с доктором Кедром мгновенно улетучилась. А Уилбур Кедр, сидя за машинкой, сочинял первое из многих писем, которые он напишет Гомеру. Он пытался упорядочить свои мысли, смягчить тревоги. «Пожалуйста, береги себя, не болей, будь счастлив», — думал Уилбур Кедр; темнота вокруг него потихоньку сгущалась; воздетые ручки убиенного младенца из Порогов-на-третьей-миле как бы с мольбой тянулись к нему.

Глава шестая

«Океанские дали»

Первые две недели после отъезда Гомера Уилбур Кедр не прикасался к почте, уйдя с головой в нескончаемые приютские заботы. Сестра Анджела самоотверженно боролась с длинными запутанными предложениями Чарльза Диккенса, что странным образом развлекало мальчишек. Затаив дыхание, они внимали каждому слову романа, предвкушая очередную схватку сестры Анджелы с синтаксисом великого романиста. А в спальне девочек миссис Гроган безропотно страдала, слушая невыносимую интерпретацию Мелони романа Шарлотты Бронте: все абзацы читались на одной ноте, без точек и запятых. И только в конце двадцать седьмой главы миссис Гроган уловила в голосе Мелони легчайшее присутствие несокрушимого духа Джейн Эйр.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза