— Кузен, — без всякого восторга сказал толстяк, кисло улыбаясь. — Вы явились сюда в качестве герцогского советника или в качестве простого кирси?
Первый советник. Ну конечно.
— Не думал, что мне придется выбирать между первым и вторым, кузен, — ответил Фотир столь же холодным тоном. — Но я здесь не по поручению герцога, если вы об этом.
— Я не об этом. Что вам угодно?
Первый советник вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Я хотел бы знать, кто из вас сегодня присутствовал при Посвящении Тависа.
Прежде чем Гринса успел заговорить, Трин поднял руку, призывая его и Кресенну к молчанию.
— А почему вас это интересует?
— После Посвящения мальчик находился в состоянии, близком к безумию. Герцог и герцогиня встревожены.
— Обычное дело, кузен. Если бы я получал по пять киндов за каждого мальчика и девочку, которые убегают домой в слезах после предсказания… — Он пожал плечами. — Ну, скажем просто, я был бы еще толще, чем сейчас.
— А когда сын герцога является на официальный обед с опозданием и в пьяном виде, набрасывается с кинжалом на своего вассала, а потом исчезает в ночи, — по-вашему, это тоже обычное дело?
— Боги милосердные! — прошептал Гринса.
Фотир посмотрел на него, прищурившись:
— Это были вы?
— Да. Что с молодым Маркуллетом?
— Он поправится. У него глубокая рана на предплечье, но ничего страшного.
Гринса едва не вызвался пойти в замок с Фотиром и помочь с исцелением, но у герцога наверняка были свои доктора. Кроме того, он не имел права открывать тайну пророчества.
— Теперь вы знаете, что это был Гринса, — сказал Трин. — Если это все, то вы можете идти своей дорогой.
Фотир взял стул, стоявший у ближайшего стола, поставил его подле Гринсы и сел, проигнорировав слова Трина.
— Что вы можете рассказать мне о Посвящении лорда Тависа? — спросил он, пристально глядя на Гринсу.
— Ровным счетом ничего, — резко сказал Трин. — Вы сами знаете, Фотир. Предсказания не подлежат огласке. Мы не вправе открывать тайну пророчества.
— Я также знаю, — сказал первый советник, посмотрев на толстяка волком, — что предсказания не всегда являются тем, чем кажутся. К видениям будущего, которые являются детям, вы имеете такое же отношение, как и Киран. Если не большее.
— Это верно только в случае с Приобщениями, — сказал Трин, словно защищаясь. — Пророчества Посвящений исходят от камня.
— Только потому, что вы позволяете. Ничто не мешает вам точно так же влиять на пророчества Посвящений. Верно ведь?
— Что вы хотите знать о Посвящении Тависа? — спросил Гринса.
Фотир перевел взгляд на него:
— Я хочу знать, что он увидел.
Гринса помотал головой:
— Этого я не могу сказать. Как справедливо заметил Трин, предсказания не подлежат огласке. Вам следует спросить Тависа.
Фотир стиснул зубы:
— Это будет довольно трудно, если учесть, что никто не знает, где он. Его мать боится, что он бросился вниз с северной стены замка. Начальник стражи собирается на рассвете отправить людей на поиски тела, если мальчик не объявится этой ночью.
— Сожалею. Но я не понимаю, каким образом сведения о пророчестве Кирана могут помочь вам в поисках. Разве недостаточно того, что Тавис встревожен?
— Пожалуй, — пробормотал первый советник, уставившись в истертый каменный пол. Мгновение спустя он снова посмотрел Гринсе в глаза. — Вы можете по крайней мере сказать мне, соответствовало ли видение действительности?
— Да, — ответил Гринса. Он собирался высказаться определеннее, но вовремя спохватился. Он сказал правду. Пока этого довольно.
— Вы знаете, что он увидел. Вас удивляет, что мальчик так отреагировал на пророчество камня?
Гринса отвел глаза и произнес сквозь зубы:
— Нет.
Фотир кивнул:
— Понятно. Признаться, я не удивлен.
— Я немного поговорил с ним перед Посвящением, — сказал Гринса. — Это был непростой разговор.
— Не понимаю. Вы к чему клоните?
— Я ни к чему не клоню. Мне просто интересно знать, чем вызвано ваше беспокойство за молодого лорда. Во время нашего разговора он держался высокомерно и враждебно и не выказывал ни малейшего почтения ко мне и моей магии. Он не произвел на меня впечатления человека, способного вызвать особую любовь у своих подданных — тем более у советника-кирси.
— Вы знакомы с его отцом, кузен?
— Нет, — ответил Гринса. — Хотя я знаю, что он не очень-то одобряет брак Джегора и Ории.
— Вы делаете поспешные выводы. Слишком поспешные, как мне кажется. — Фотир бросил беглый взгляд на Трина. — Ничего удивительного, если учесть, с кем вы водите дружбу. Но всем кирси пора понять, что судить о достоинствах инди следует не только по тому, какие чувства они испытывают к нашему народу. Герцог — доброжелательный, умный человек; безусловно, более доброжелательный и умный, чем многие известные мне кирси. Как у каждого человека, у него есть свои недостатки, но он будет прекрасным королем. Независимо от достоинств и недостатков своего сына, Яван действительно заслуживает преданности своих подданных.
— Речь, достойная любимой шавки хозяина-инди, — сказал Трин.
Фотир резко встал: