Правилам вопреки

Мы спускаемся вниз, садимся в его автомобиль и едем в роддом, с которым уже давно заключен контракт. Я вспоминаю, все ли положила, а схватки становятся все ощутимее.

- Тём, я боюсь, а вдруг что-то пойдет не так? – со страхом поднимаю на него глаза. Мне и правда тревожно. Живот тянет, поясница вообще отвалилась, судя по ощущениям, и хочется просто зарыться в эти мужские руки с дорожкой вен от запястий,  и проснуться через пару месяцев. Чтобы все осталось позади. Артем останавливается на светофоре, гладит меня по щеке и тихо говорит: - Я с тобой, слышишь? С тобой…

Я качаю головой, понимая, что могу спихнуть на этого удивительного мужчину все свои проблемы, и от этого конечно становится тепло и спокойно. Вот только рожать все равно придется самой.

Мы останавливаемся перед шлагбаумом. Заезжаем на территорию роддома.

Там уже ждут. Меня увозят раньше, Артем переодевается и проходит в родильное отделение.

Время тянется еле-еле. Я уже не могу терпеть, и не помогают ни массаж, ни большой синий мяч…Легче становится лишь тогда, когда повисаю на Артеме, мертвой хваткой вцепляясь в его плечи и шею. Акушерки лишь прибегают, улыбаются и снова оставляют нас вдвоем. Нет, о чем я, втроем, конечно втроем. Наконец очередной осмотр завершается обнадеживающей фразой, от которой внутри ёкает и все раскатившиеся болтики, без которых я похожа сейчас на полнейшую клушу, собираются обратно. Полное открытие. Скоро, совсем скоро я увижу малышку, что пихалась последние месяцы в моем животе, безжалостно отбивая все внутренности. Но, несмотря на эту кажущуюся собранность, чисто физически мне очень тяжело, хоть и понимаю, что нужно сделать последний рывок, после которого эта высота будет нашей.

Я устала так, что засыпаю на ходу, в перерывах выдыхая одну и ту же фразу: – Я больше не могу, не могу…..

Артем не сдается и продолжает разговаривать со мной, трет поясницу и гладит  по голове: - Алиска, давай, ты справишься, еще совсем чуть-чуть, и я возьму на руки нашу дочь…

И спустя полчаса он выполняет сказанное. Все позади. Крошечную и невозможно шумную девочку отдают отцу, а меня обрабатывают. Я смотрю на Артема, который что-то говорит дочери, и улыбается своей  бесподобной улыбкой, и…на душе тоскливо. По моим щекам текут слезы, но не только от счастья.

Я помню того, кто не подал ни одной весточки, словно провалившись сквозь землю, кроме той открытки с прощальными словами.  Того, чей хриплый голос я часто слышу во сне…и иногда достаю фотографию в рамке, чтобы наревевшись, снова спрятать ее как можно дальше. Того, кто останется в моей памяти навсегда. Потому что у маленькой девочки, с которой разговаривает сейчас Артем, распыляя капли своего бесподобного обаяния по всей палате и вызывая ответные улыбки на лицах женщин-медработников, темные глаза. И готова поспорить, что они не сменят цвет на голубой.

Через несколько дней нас с Сашенькой выписывают. Все в порядке, нет никаких оснований держать нас в роддоме. В  большой квартире уже стоит роскошная детская кроватка, с мягкими бортиками и веселыми зверятами на них. Пеленальный столик, корзинка с игрушками. Артем, похоже, скупил полмагазина. Потому что одежды, присыпок и прочего добра столько, что не умещается на четырех полках в шкафу.

Я записываю дочь, как Александру Артемовну…Через пару месяцев становится совершенно ясно, что у нее светлые волосы, которые возможно потемнеют после, но уж точно не станут черными…и необычный цвет глаз, который удивляет всех немногочисленных родственников и друзей. Не голубой. Не зеленый. У Саши глаза коричневого цвета, с потрясающим оттенком, редким оттенком.  Мама шепотом спрашивает у меня несколько раз, как такое возможно. И уточняет, что по этому поводу думает мой муж. Я также шепотом отвечаю, что все нормально. И мы полностью уверены друг в друге. А цвет глаз - непредсказуемая вещь. И отсылаю всех любопытных и интересующихся в библиотеку, повторять биологию. Смотрю на дочь и понимаю, что можно обмануть людей, обстоятельства. Можно предусмотреть многое и многое же изменить лишь умелым движением руки. Но невозможно обмануть судьбу. И иногда она может сделать ответный ход…

Он так хотел исчезнуть из моей, нет, нашей жизни, что оставил мне ребенка, который никогда не даст мне забыть этого мужчину.

Глава последняя, она же эпилог.

Через два года после рождения Александры.

Алиса

Мы прилетаем рано утром. Я спускаюсь по трапу самолета, и внутри колотится сердце. Колотится сильно. И, наверное, что-то меняется в лице, потому что мужчина рядом кладет руку на мое плечо и тихо говорит: - Успокойся, все закончилось.

Ему не понять, что все эти годы я словно жила напополам. Наполовину. Потому что трудно быть собой, когда одной части не хватает.