Правильный вопрос

Так и в нашем случае – мы приняли за основу идею, которая нам понравилась, и решили любой ценой доказать, что не ошиблись. За воплощение взялась группа людей, диктующая правила, с которой лучше не спорить. Следуя этой концепции, они стали думать и принимать решения сразу за всех экономических агентов. Обратим внимание на одну деталь – в такой схеме государство выступает в качестве всеобщего продавца и покупателя. Государство решает за всех, какой продукт считается годным, сколько он должен стоить и в каком количестве его надо производить. Практически государство стало третьей стороной всех экономических операций, которые перестали быть предметом рационального выбора для их непосредственных участников.

В этом случае государство также выступает в роли всеобщего работодателя и решает, как должна быть сделана работа и сколько она должна стоить. Если работа сделана не так, как надо, в планово-распределительной Системе не получится за нее просто не заплатить. Уволить работника еще сложнее, поэтому остается только наказать как за административное нарушение или иногда даже довести до уголовного дела.

Понятные универсальные правила, о которых мы говорили выше, в этой схеме стали вопросом исключительно государственного регулирования. Как следствие, Рубикон – разделительную линию, за которой можно обходиться без вмешательства людей с тяжелой аргументацией, – стерли за ненадобностью. Теперь государство при написании правил сверяется только с самим собой, и всем остается только принять результат как должное.

Вы помните – в управлении Системой участвуют люди. Им надо сделать карьеру, получить премии, и для этого нужно выполнить и перевыполнить плановое задание. Есть одна возможность сделать схему более комфортной – манипулировать требованиями к самому продукту, и Система открыла для себя новую возможность – она получила возможность искажать правила, подгоняя их под себя. Если с задачей трудно справляться, не обманывая правила, то почему не соврать прямо в них? И тут нет ничего проще – сами пишем и сами утверждаем.

Есть набор понятных требований, которым трудно найти неоднозначное толкование. Например, молочный продукт должен быть сделан из молока, а мясной – из мяса. Молоко получают только из молочных желез млекопитающих, и больше нигде оно не растет. Мясо – это мышечная ткань, а не любая органика, прошедшая переработку, даже подкрашенная и напичканная добавками. Жесткая схема, задающая для всех нижний допустимый предел, попав в руки обладателя самых веских аргументов, становится эластичной, прогибаясь под интересы хозяина. Вместо правильной и объективной постановки вопроса, полученной от специально обученных людей, мы получаем от Системы готовые ответы – не всегда логичные, но устраивающие на текущий момент тех, кто оказался сверху. На ответственных направлениях такого себе не позволяют, там включается принцип «любой ценой». Он удобен, потому что «любая цена» делится на всех и у государства существует множество способов списать потери. В остальном если установленные требования к продукту мешают достичь плановых показателей, то почему их не пересмотреть, по крайней мере там, где это не сразу бросается в глаза? Всем остальным – тем, кто будет использовать или покупать такой продукт, – за неимением выбора придется принять это как данность.

Безусловное становится условным – сметаны выпускается сколько запланировано, но при этом она становится очень-очень жидкой и продают его по одной банке в руки, полагая что этого достаточно. Допустимое содержание добавок и примесей в продуктах зависит от текущих урожаев, ситуации с сырьем и выполнением плана. Теперь обнаружить ровную стену в панельном доме – задача непростая и нетривиальная. Если дом еще стоит вертикально – уже хорошо. В правильной постановке задачи ценность промышленных изделий определяется их полезной функцией и сроком службы, в течение которого полезные свойства сохраняются в необходимом объеме. Специфическое свойство отечественных машин и других сложных механизмов вызывало особую гордость. Они постоянно ломались, но редко – насовсем и до конца. Из трех – пяти полупокойников можно было всегда собрать одного Франкенштейна, способного двигаться.

Снова о компьютерах – наши сбоили постоянно, а с их помощью мы должны были ни много ни мало управлять космическими аппаратами. Сам сеанс управления мог продолжаться всего 15 минут, в течение которых хоть один комплект из двух не должен был подвести. Наши машины вели себя как пара немолодых дам с причудами, особенно весной, следуя всем переменам давления и температуры. Задолго до начала сеанса мы пытались определить, какие устройства сегодня настроены наиболее капризно, и подготовиться. Что идет не так, надо было догадаться по миганию лампочек на пульте и поведению устройств – мониторы на тех машинах заменяла автоматическая печатная машинка.