Правило крысолова

– Хорошо, – киваю я, принимая извинения. – Мне тоже очень странно, почему посылка детям пришла на адрес соседки.

– Тебе странно? – подозрительно ласково спрашивает Ладушкин. – На сколько номеров буфер телефона? – Он кивает на мою сумку.

– На десять, – настораживаюсь я.

– Дай сюда.

– Не дам. – Я прячу сумку за спину. Мы останавливаемся. Я – на две ступеньки выше. – Пока не скажете зачем, не дам.

– Я хочу узнать, звонила ли ты бабушке, пока я, как дурак, снимал дверь в ванной.

– Бабушке?

– Ну да, договориться о содержимом посылки.

С чистым сердцем я отдаю Ладушкину телефон. Показываю, какие кнопки нажать, чтобы посмотреть номера последних исходящих и входящих звонков.

– Не звонила, – задумчиво бормочет он, протягивая мне телефон. – Значит, заранее договорились.

– Да почему вы думаете, что нам нужно было договариваться? – повышаю я голос.

– Это элементарно. К твоей тетке ходил целый взвод мужиков. И для конспирации мужики звонили в дверь соседки. Очень удобно: входят в соседскую квартиру, перелезают через балкон, а если вдруг начинается банальный анекдот с внезапным возвращением мужа, лезут обратно. А когда соседки не было, я думаю, Латова просто пользовалась ее квартирой. Вот у меня записано: Григорий Павлович, который настолько же презентабельный, насколько и тучный. Он не перелезал в квартиру Латовой через балкон. Думаю, его твоя тетка радовала своим грешным телом в квартире соседки.

– При чем здесь посылка?

– Адрес! – многозначительно потрясает блокнотом Ладушкин. – Приходящие ловеласы знали номер квартиры соседки, они звонили в дверь с номером двадцать четыре! Но не добрая Мэри Эн! Ей-то зачем присылать посылку в соседнюю квартиру?! – Инспектор с торжествующим видом наблюдает мою растерянность и переходит на официальный тон: – Инга Викторовна, сознайтесь, что в этих посылках?

– А зачем Мэри присылать вторую такую же в квартиру бывшей жены Латова? – Это я пытаюсь отвлечь внимание Ладушкина.

– Насколько я понял, ваша тетушка Ханна спрятала детей так, что уже несколько лет их никто не видел. Логично предположить, что некто, – Ладушкин опять потрясает блокнотом, намекая, что этот «некто» точно принадлежит к клану поклонников Ханны, – решил передать что-то детям и посылает две посылки. Одну – на адрес, который ему известен как адрес Ханны. Другую – на старый адрес мужа Ханны, Латова. Почем вы знаете, может, бывшая жена Латова и прячет у себя детей? По крайней мере, мальчика. Она особа решительная, пробивная, а вдруг этот мальчик уже у нее?

В этот момент я вдруг осознала, что было во второй посылке. Как-то так получилось, что до этого момента я не думала, что там может быть. И сейчас, начав падать сверху на Ладушкина (потому что от одной только мысли, что там должно быть, мои ноги подкосились), я простонала: «Голова!»

Ладушкин подхватил меня, не удивившись. Он закинул мое обмякшее тело через плечо, и оно, это плечо, вдавилось в желудок железобетонной сваей. Спустился на один пролет, посадил меня на подоконник и похлопал по щекам. Вверх поднимались мужчина и женщина. Женщина посмотрела участливо, а мужчина постарался быстрее прошмыгнуть мимо.

– Голова? – поинтересовался инспектор, когда я стала хватать его за руку, пока мое лицо не пострадало до степени необходимости применения примочек и косметики.

– Да, голова. – Я сжалась, заметив взгляд, которым инспектор отдела убийств окинул меня с головы до пояса: помесь жалости и брезгливого снисхождения.

– Что – голова?

– Голова болит! – Я повысила голос.

– Ты, Инга Викторовна, с обмороками не переусердствуй. – Инспектор протянул мне сумку, я обхватила ее и прижала к себе. – Не бери пример с мамы, это не тот случай, когда надо брать пример с родителей! – Он помахал рукой и стал спускаться вниз.

– Не ваше дело, – огрызнулась я. – Обмороки – это личное дело каждого! – Я вскочила и перегнулась через перила.

Ладушкин услышал мое движение и еще раз помахал рукой, не глядя.

– Отдайте ключи!

– Какие ключи? – Теперь ему пришлось поднять лицо вверх.

– От квартиры. Если вы больше не будете устраивать в ней санаторий для оперуполномоченных вашего отделения, отдайте ключи!

– Зачем вам ключи?

Нет, это уже смешно. То ли от пренебрежения ко мне, то ли от раздражения, но инспектор никак не определится, как ко мне обращаться – в единственном числе или во множественном! Надо успокоиться и попробовать тоже изобразить на лице что-то вроде отрешенности. Этакую помесь наивности и утомленного раздражения.

– Николай Иванович, вы же слышали, теперь это квартира детей.

– Пока идет следствие… – начал было Ладушкин, раздумывая, не подняться ли ко мне. Вероятно, он полагал, что я лучше усваиваю информацию в непосредственной близости. За эти два дня я даже привыкла к его запаху изо рта.