Правитель страны Даурия

Возможно, Курбатов и фон Бергер действительно согласятся составить его свиту, но охотно ли сделают это? К тому же барону не хотелось вмешивать в свои дела кого бы то ни было, особенно князя Курбатова. Ему казалось, не по-офицерски это, не по-дворянски.

– Что же касается репутации владельца старого замка, то пусть он вас не огорчает, – продолжил обер-диверсант рейха, не поддаваясь никаким сомнениям. – Считайте, что я великодушно взял его на себя. Такое уж у меня призвание в Третьем рейхе – брать на себя проступки и страхи врагов и недоброжелателей его.

– Благословенная Богом миссия, – признал барон. – Впервые слышу о таковой, но, судя по всему…

– Теперь на мне грехи стольких престолопреклонных графов, баронов, князей и даже несостоявшихся принцев, – заверил его Скорцени, – что беспокойство небес по поводу души фон Тирбаха мне тоже простится. Кстати, своим самым большим достоянием изрядно обедневший барон считает уже упомянутые руины допотопного замка. Не спорю, возможно, когда-нибудь вы, оберштурмфюрер, сумеете отстроить его. Но пока что нас больше интересует то обстоятельство, что старый монархист владеет отдаленным хутором, удачно расположенным в лесу, на берегу речки, рядом с изрытым пещерами каньоном, – Скорцени прервал объяснение и обвел своих слушателей многозначительным взглядом.

– Ясно, господин оберштурмбанфюрер. Барон, вместе с его лесными угодьями, еще может пригодиться нам для развертывания партизанско-диверсионной борьбы с оккупационными войсками, – уловил ход его мыслей Курбатов.

– Иначе какие же мы, дьявол меня расстреляй, диверсанты? – поддержал его Скорцени. – Можете не сомневаться: земли барона нам неминуемо пригодятся. К тому же, судя по развитию событий, довольно скоро. Но к этому разговору, господа, мы еще вернемся. К слову, – обратился он к Тирбаху, – вам нелишне будет знать, что первый донос на Георга фон Тирбаха сочинил, как это ни убийственно звучит, его родной сын.

– На какое только отступничество ни решаются люди, чтобы доказать свою лояльность, – смиренным голосом всепрощающего пастыря прокомментировал это сообщение новообращенный эсэс-барон. Он и сам всячески старался доказать преданность той идее, с которой пытался породниться, вступив в ряды СС.

– …За что старый Хранитель Руин тотчас же лишил своего отпрыска наследства, и, в частности, права на любимый замок Шварцтирбах. Улавливаете, к чему я клоню?

– Пока что только в общих чертах.

– А важно, чтобы вы осмысливали не только мои поступки, но и побуждения к ним.

– Но я не притязаю на наследство, – слегка зарделся Виктор, уловив в словах Скорцени явный намек на то, что путь к нему открыт.

– Притязаете, – жестко осадил его обер-диверсант, – еще как! И никаких церемоний по этому поводу, никаких! Тем более что от морально-этических терзаний вас избавляет смерть молодого Тирбаха, павшего от пули украинского партизана, где-то в северной части Волыни. Для общей информированности сообщу, что он служил квартирмейстером полка СС. Но теперь его нет, а никаких иных наследников у старого монархиста не имеется, мои люди проверили.

– То есть вы советуете стать официальным претендентом на развалины замка и всё прочее?

– Не советую, а приказываю. Причем вы вступите во владение наследством, независимо от того, пожелает этого отъявленный монархист Георг фон Тирбах или нет. Донос сына по-прежнему висит над ним ножом гильотины. И, если понадобится, ему напомнят об этом в любую минуту.

– Однако же будем снисходительны к Хранителю Руин, господа, – примирительно предложил Курбатов. – Хотя бы потому, что нам предстоит побывать у него в гостях.

35

– Прошу великодушия, господин командующий, – самым наглым образом вторгся в стратегические грезы генерала полковник Дратов.

– Что там еще? – недовольно проворчал Семёнов. Он терпеть не мог, когда врывались в его «императорские размышления» о будущем России и Европы.

– На проводе – генерал Судзуки.

– С чего вдруг?

– Сие пока что никому не ведомо.

– Кстати, он так и представился как «генерал Судзуки»?

– Как генерал и как Судзуки. Теперь, прошу великодушия, он уже не выдает себя за «капитана-переводчика Куроки», – уловил суть его вопроса адъютант.

– Почему это?

Такого вопроса адъютант явно не ожидал. К тому же оба они понимали, что ответ на него следует искать в ведомстве штабс-капитана Фротова. Тем не менее полковник решил рискнуть:

– А какой в этом смысл, прошу прощения? Теперь генерал предпочитает играть в открытую. И не только он один. Поняв, что война проиграна, многие азартно пойдут ва-банк, решив, что ни скрывать, ни терять им уже нечего.

– Вот и я не знаю, почему, в соболях-алмазах!.. – процедил Семёнов, поднимая трубку с зажатым микрофоном у себя в кабинете.

– Господин генераль Семёнов размышляет над картой боевых действий, господин генераль Семёнов? – услышал он в трубке вкрадчивый, с явной ехидцей, голос генерала.

– Над ней уже нечего размышлять, генерал Судзуки, – ответил атаман мужественным басом оскорбленного в своих лучших чувствах, соскучившегося по поединкам рыцаря.