Право на месть

Брента оцепенела. Перед ней, опровергая все утверждения ныне живущих летописцев и знатоков эльфийского оружия, лежали метательные ножи её побратима, неповторимого Орассэ, эльфа-отступника… семь хищных тончайших лезвий, каждое из которых покоится в только ему предназначенном ложе, лезвием вниз. Если друг и побратим расстался с клинками добровольно... а иное предположить невозможно, ибо клинки живы пока жив истинный хозяин... значит, Орассэ в столице?! Брента глубоко вздохнула, успокаивая сердце и открыла глаза на выдохе.

Медленно и торжественно, мысленно произнося все полагающиеся слова, она выложила на прилавок семерку изысканно-хищных клинков, лишенных объёмных рукоятей, а когда эльфы снабжали рукоятями метательное оружие? Серебряный лист, выгравированный у основания лезвия, ослепительно засиял, стоило ей взять в руки последний клинок, гном ухмыльнулся - он так и решил, что взъерошенная старуха обретёт эту семейку ножей, по всему было видно. За десять минувших лет, а как бы и не больше, клинки так и не избрали себе хозяина. Значит, теперь они обретут хозяйку, что тоже неплохо. И хотя жаль продавать такую редкость, за десять-то лет они изрядно подняли репутацию его лавки, но лучше продать от греха, любой эльф почует клинки ещё на въезде в столицу и реакцию ушастого на родовые клинки «в гнусной лавке» угадать нетрудно. Этими же ножичками любой остроухий выпотрошит гнома, так что ну их …

... Брента брела вдоль каменных заборов улицы Роз в полном изнеможении, надежда на встречу с другом рухнула, о, Творец, десять лет! Стало быть, эльф продал их почти сразу после её «смерти» ... однако, клинки живы. За пазухой грелась плоская шкатулка с ножами, трость казалась естественным продолжением руки, а собственное тело ощущалось, как тяжелейший груз, который придётся нести сначала на плечах, потом тащить за спиной, а в конце пути волочь волоком.

Остаток пути она проделала в Тени и вывалилась из сумрака посреди собственной кухни, где и обрела брата Зо, застывшего в боевой стойке. Монашек весьма резво подхватил хозяйку дома, уложил на циновки, и быстро нажал пару точек на предплечьях. Эффект сказался довольно быстро, Брента медленно переместилась в сидячее положение, с благодарностью приняла чашку с кавой, вдохнула непередаваемый аромат и, окончательно придя в себя, обратила внимание на две пары глаз, взирающих на нее с тревогой.

... Глава Ковена так и не смог уснуть этой ночью. Невнятную тревогу он сам определял, как надоедливое насекомое, что зудело и зудело на краю сознания, не давая покоя ни днём, ни ночью. А уж сосредоточиться на повседневных делах его магичество даже не пытался. Ибо знал - бесполезно. Что-то такое произошло на церемонии обретения имени этим беловолосым мальчиком из семьи Хранителей равновесия, его преосвященство так и не смог понять, что именно вызывает беспокойство, навязчивое, как зубная боль. И вот уже вторую стражу он ворочается в постели, не в силах забыться. Впрочем, можно воспользоваться бессонницей и подумать о многом. О чём? Ну, достаточно вспомнить, что обе следящие сети так и не активировались в покоях молодого принца, как и следящее заклинание, подвешенное на пажа хасунского щенка из последнего помёта царственной суки. Должно быть, их маги хорошо помнят хасунские поговорки, как там это звучит... «с другой стороны стены всегда есть ухо». Его преосвященство тихо рассмеялся, ну, ничего, есть и другая поговорка «у сильных людей есть желания, а у слабых – мечты». О чём мечтает королевский щенок хасунской породы, о славе разведчика? Мы поможем ему исполнить мечту, а пока...

Он размеренно дышал, загоняя сознание в состояние покоя и отстранённости от дневных забот ... он уже засыпал, когда вдруг с отчётливостью отражения в зеркале увидел полупрозрачное лицо с серебряными глазами, и глаза эти смотрели прямо на него с холодным и отстранённым любопытством, а потом проклятая ведьма протянула к нему иссохшие руки. С криком, переполошившим половину стражи, его преосвященство сорвался с постели и осознал себя только на балконе собственной опочивальни, висящим на руках. Причём, на высоте полусотни локтей от плит внутреннего двора. И, разумеется, его преосвященство был нагим, ибо летом в одежде спать не привык, как и большинство жителей Империи.

Извернувшись и кое-как зацепившись голыми ногами за балясины перил, глава действующей церкви подтянулся на руках. Утвердившись на слегка трясущихся ногах под прицелом изумлённых глаз сбежавшейся охранной братии, никто из которых не догадался или не пожелал помочь, он обвёл внимательным взглядом всех присутствующих при его триумфальном возвращении. Равнодушных глаз не было.