Читаем Право последней ночи полностью

— Помню, Лех, — сказал Виктор с горечью. — Я все помню. Пироги ее эти… Алка моя, как ни пытается, не может такие сделать, чтоб во рту таяли…

— Куда все делось, Вить? — глухо спросил Алексей. — Это ведь кошмар какой-то, жить и все время сравнивать, правда? Скажи, кошмар, да?

Виктор благоразумно промолчал.

Сравнений с бывшей Лика не терпела, а ее саму ненавидела всеми фибрами души, и не только потому, что Ольга постоянно маячила на горизонте черной тучей. Спустя каких-то несколько недель Лика исполнила свое желание отомстить, но, к ее величайшему огорчению, сделать это чисто не получилось. И теперь бывшая жена Алексея знала то, чего знать не должна, и в любой момент все могло выползти наружу гремучей змеей, погубив надежды на счастливую жизнь.


По казарме в дикой панике носились ротный писарь и старшина, в то время как командир роты отдувался в штабе «на ковре» у комбрига. Шутка ли! С поста сбежал солдат, да не просто так, а с оружием и боекомплектом. До этого «на ковре» уже побывали начальник караула, дежурный по части и весь состав срочников, дежуривших вместе с рядовым Лыткиным.

Особисты, надзиравшие за обыском в казарме, мрачно рассматривали, едва ли не обнюхивали, каждую вещь дезертира, заглянув даже в футляр с зубной щеткой. Наконец старший, затянутый в камуфляж без знаков отличия, вошел в канцелярию и спросил у перепуганного писаря:

— Лыткин ваш давно письма из дома получал?

Звали старшего Андреем Волиным, но представляться он не стал. Во-первых, чести много, чай не начальство, а во-вторых, проштрафившиеся в таких случаях начинали суетиться, выбалтывая много лишнего.

Писарь, худой, бледный, с запавшими глазами, пожал плечами.

— Да какие сейчас письма? По журналу, конечно, можно глянуть, но… СМС мы не отмечаем, это же нереально…

Вытащив из ящика расшатанного стола тощую тетрадку, писарь быстро пролистал несколько разлинованных страниц, а потом, ведя грязным пальцем по строке, ответил:

— Давно. Последнее письмо датируется сентябрем. А, вот еще… Но это не письмо, а посылка. Да, точно, я помню, как включал его в список выходящих за пределы части. Но это тоже давно было, в октябре.

— Посылка? — заинтересовался Волин. — А где ее вскрывали? Здесь или на почте?

— Здесь, конечно. Они с дежурным ходили, тем еще жучарой… В смысле, при нем лучше было не вскрывать, как пить дать, переполовинил бы. Тем более что Лыткин тогда еще «душара» был…

— Список полученного есть?

— Не, — помотал головой парень. — Мы это не фиксируем.

— А посылки вскрывают в присутствии офицера?

— Да когда как, — ответил солдатик. — Если офицер на месте, то при нем, ну а если нету, значит, сами по себе.

— Тогда как было?

Писарь наморщил лоб, сдвинул на лоб форменную шапку и, почесав от усердия затылок, закатил глаза кверху.

— Вообще, если я правильно помню, посылку тогда тут вскрывали, на моих глазах. Да, точно, старшина проверял… Позвать?

— Зови, — хмуро приказал Волин и поглядел в окно.

Поясницу ломило, и спать хотелось невыносимо, верный признак повысившегося давления. Значит, скоро погода испортится. Организм всегда так реагировал на резкие перепады температуры или снегопад, что в феврале было делом привычным. Не сбеги из части этот урод Лыткин, Волин сейчас заперся бы в своем кабинете и продремал до обеда, а потом с чистой совестью пошел бы в служебную квартиру, наказав дежурному отвечать «Товарищ майор где-то на территории», завалился бы на диван и остаток дня пялился бы в телевизор.

До сегодняшнего происшествия делать особо было нечего, разве что план выполнять по поимке «расхитителей социалистической собственности», как говаривал незабвенный комик. А когда план выполнялся плохо, на склады отправлялись провокаторы с вкрадчивыми голосами, упрашивающие кладовщиков продать им камуфляж, топливо и продукты. Кладовщики, наученные опытом, на крючок ловились редко, разве что молодые и необстрелянные желторотики, и провокаторам приходилось идти дальше, выискивая продавцов стройматериалов и цветного металла. Рано или поздно нарушители находились. Что делать? Солдат всегда голоден и за бутерброд с удовольствием продаст все, что плохо лежит, включая Родину.

В канцелярию в сопровождении писаря вошел старшина, кряжистый мужик с красным лицом алкоголика, явно с похмелья, бросающий на своего подчиненного злобные взгляды, но Волин не обратил на это никакого внимания.

— Вы посылку Лыткина вскрывали? — спросил он.

Старшина скривился, точно у него болел зуб.

— Вроде бы…

— Так вроде бы или вскрывали?

— Ну, вскрывал. Так это когда было!

— Что ему прислали?

Старшина, как недавно писарь, почесал затылок, а потом раздраженно пожал плечами:

— Да не помню я. Наверное, ничего такого. Водки точно не было, иначе я бы отобрал и запомнил это… Вадька, что в посылке лежало?

— Жратва какая-то точно, — ответил писарь. — Кажется, еще носки шерстяные, сигареты… Но, действительно, ничего такого… А, мобильник был.

— Точно?

— Так точно, был. У него в учебке старый мобильник тиснули, ну, мать новый и прислала.

— Номер знаешь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Горькие истории сладкой жизни

Похожие книги

Все, что мы когда-то любили
Все, что мы когда-то любили

Долгожданная новинка от Марии Метлицкой. Три повести под одной обложкой. Три истории, которые читателю предстоит прожить вместе с героями. Истории о надежде и отчаянии, о горе и радости и, конечно, о любви.Так бывает: видишь совершенно незнакомых людей и немедленно сочиняешь их историю. Пожилой, импозантный господин и немолодая женщина сидят за столиком ресторана в дорогом спа-отеле с видом на Карпатские горы. При виде этой пары очень хочется немедленно додумать, кто они. Супруги со стажем? Бывшие любовники?Марек и Анна встречаются раз в год – она приезжает из Кракова, он прилетает из Израиля. Им есть что рассказать друг другу, а главное – о чем помолчать. Потому что когда-то они действительно были супругами и любовниками. В книгах истории нередко заканчиваются у алтаря. В жизни у алтаря история только начинается. История этих двоих не похожа ни на какую другую. Это история надежды, отчаяния и – бесконечной любви.

Мария Метлицкая

Остросюжетные любовные романы / Романы