Спустя еще какое-то время «субмарина» во что-то врезалась. Во что-то твердое и невидимое…
Глава 6
— Господин куратор по вопросам безопасности. — Профессор демонстративно поднял бровь и смерил полковника с ног до головы алчным взглядом, откровенно при этом кривляясь и работая, на публику. — Вы только что проспорили мне ровно одну тысячу чеков. Недооцениваете вы моего мальчика. До сих пор недооцениваете. По глазам вижу. А у него, между прочим, «частичный контроль» прекрасно получился. Не находите?
— Смилуйтесь, господин старший куратор! — Вальтер решил поддержать игру и скорчил ответную демонстративно обиженную физиономию. — Откуда у меня, простого военного, даже денежного довольствия не получающего, возьмутся такие огромные деньги?
— Никогда не поверю, что у человека вашего статуса не имеется лишней тысячи.
— Никогда не поверю, что человеку вашего статуса играет роль лишняя тысяча.
Какое-то время они пристально смотрели друг на друга, а потом разразились дружным хохотом.
Полковник закрыл глаза и несколько секунд стоял в тишине, после чего заявил: «Я кинул их тебе на личный счет».
— Он пока еще ни разу нас не разочаровал. Может, стоит быть в отношении него более оптимистичным?
— Я подумаю над этим, куратор Андерс, — прищелкнул языком куратор по безопасности. — Как он? Зол? Может быть, он обижен? Вы, помнится, заявляли о его повышенной психической чувствительности. Что-то я в нем этого пока еще не заметил. Ни тогда, на отборе, ни сейчас.
— Разве? А как же его собака? — Старик достал из нагрудного кармана платок и стал, не торопясь, протирать очки. — Разве это не доказательство?
Ох уж эти его очки. Сколько раз ему предлагали и лазерную коррекцию зрения, и полную регенерацию хрусталика. Но нет! Господин заместитель второго советника главы центрального европейского филиала упорно продолжал носить на лице эту доисторическую конструкцию из стекла и металла.
— Для меня это совсем не доказательство. Вам не кажется, что вы, мой дорогой Андерс, сейчас путаете нервную устойчивость и моральные принципы? Если бы он, получив приказ, упал в обморок или устроил истерику, это было бы одно. Но там он просто не смог переступить через себя. И, надо заметить, что у меня этот его поступок вызвал куда как большее уважение, чем беспрекословная исполнительность Альвара. И вообще. Вам не кажется, что мы только что, поменялись ролями, — добродушно улыбнулся полковник. — Обычно вы его защищаете от меня, а не наоборот.
Лера была обижена. Хотя, «обижена», наверное, было слишком мягким словом для всей той гаммы эмоций, которую она сейчас испытывала.
— То есть, они просто взяли и «выключили» меня. Понимаешь, пилотя? ПРОСТО ВЗЯЛИ И ВЫКЛЮЧИЛИ! И реактив заменили пустышкой!
— Угу, — кивнул пилот, который сидел неподалеку от кораблика. Сидел прямо на голой земле, подвернув под себя правую ногу. — Если быть точным, то добавили тебе в еду какую-то дрянь с отсроченным действием.
— Для того чтобы посмотреть, как ТЫ будешь выкручиваться из ситуации!
— Угу, — кивнул мужчина еще раз, не видя смысла отрицать очевидные факты.
Тантра на мгновение замолчала, вдруг отчетливо осознав, что Марк ни в чем не виноват, что не виноваты ни кураторы, ни Эталон, ни Совет. НИКТО и ни в чем не был виноват. Это просто был экзамен. Экзамен для ее пилота, в котором ей досталась роль наглядного пособия.
— А как ты вообще разогнать меня умудрился? — Корабль стоял на пяти ногах, а шестой (правой передней) выводил на небольшом покрытом песком участке пляжа круги полуметрового диаметра.
Марку было не очень удобно в этом признаться.
Тогда, там ему в голову совершенно случайно пришла крайне вульгарная, но в то же самое время, как показалось пилоту, весьма логичная мысль. Мысль о том, что если главный двигатель его кораблика по своей сути есть сильно видоизмененный кишечник, то, может быть, ему (пилоту) стоит поднатужиться и сразу, не сбавляя напряжения, подключиться. Что удивительно, это сработало.
Глава 7
Свою первую в жизни семью Андерс Кольман завел достаточно поздно. А если точнее, то когда ему было немного за сорок, до этого все свое свободное время отдавая карьере. Он просто не хотел, чтобы его будущие дети в чем-либо нуждались, или, не дай Сестра, упрекали его в том, что он не может им чего-то дать. Ибо нет для уважающего себя мужчины ничего более страшного, чем ситуация, когда твой ребенок подходит к тебе и спрашивает: «Папа, а для чего вы с мамой меня родили, если у вас самих ничего нет?» Звучит жестоко, скажете вы. Мы дали ему жизнь, а это самое главное, скажете вы.
— Да грош цена такой жизни! — воскликнул бы на тот момент еще относительно молодой ученый и, как бы печально это ни звучало, скорее всего оказался бы прав.
Наконец, когда его карьера была построена, а имя в определенных кругах кое- что значило, мужчина был готов…