«Священство выше царства…» Да, выше. Святой Иоанн Златоуст пишет: «Земные властители имеют власть связывать, но только тело; а эти узы связывают самую душу и проникают в небеса; что священники совершают на земле, то Бог довершает на небе». Но не дай нам Бог измерять высоту священства и Церкви политическими мерками, «рейтингами» и «индексами влияния». Высота пастырской и пророческой миссии – не в уровне земной власти, а в том, что Церковь дает – сразу или со временем – оценку всему, что происходит в этом мире, в том числе любым решениям власть имущих. Церковь судит историю. И любой юродивый может оказаться в этом смысле выше, чем царь, президент, олигарх или телевизионная «совесть нации».
Российская Конституция гласит: «Религиозные объединения отделены от государства». Что ж, церковной иерархии, клиру, епархиям, приходам, монастырям действительно нельзя быть органами власти, нельзя встраиваться в государственную систему. Иначе они окажутся заложниками мирской политики, потеряют силу пророческой «соли», будут вынуждены поддерживать решения, приносящие пользу одним и ущемляющие других, а без таких решений в нашем мире не обходится ни одна власть.
Но всегда ли нужно ставить знак равенства между Церковью и «религиозным объединением»? Последнее – скорее юридическая рамка для церковной администрации. Церковь же – гораздо шире и многообразнее. Группа верующих депутатов, для которых христианские нравственные нормы не сводятся к пустым словам, – это тоже Церковь. Журналистский холдинг, работающий на православной мировоззренческой основе, – также часть Церкви. Олимпийская команда, приходящая в храм перед соревнованиями, – тоже Церковь. Коммерческое предприятие, созданное православными людьми, – и это Церковь! Как можно все это отгородить от государства, от общества? Как отделить народ… от народа? Как лишить его права влиять на власть, особенно когда он во многом эту власть и составляет?
Вот почему светскость государства нельзя понимать более широко, чем об этом говорят Конституция и законы. Государство и «религиозные объединения» – вещи разные. И дай Бог, чтобы всегда было так. Но это не значит, что место веры, христианской нравственности, православного гражданского действия – лишь в оградах храмов и монастырей.
Некоторые светские круги с относительной легкостью готовы допустить присутствие священника в больнице, хосписе, доме престарелых. Но вот в школе, детском доме, армии – ни за что на свете. По этому поводу один архиерей заметил: «Нас пускают только туда, где жизнь заканчивается, но не туда, где она начинается…» Да, напутствие человека, входящего в вечность, важно как ничто другое. Но невозможно отнять у Церкви ее самую исконную, самую естественную миссию – воспитание.
Между прочим, в армии это не менее актуально, чем в школе. И дело не только в трудностях казарменной и полевой жизни. Священники, работающие в воинских частях, говорили мне, что из отдаленных регионов часто приходят служить ребята, не видевшие в жизни буквально ничего, кроме бутылки и телевизора. Неграмотные, полудикие, с удивлением узнающие, что в армии питаются трижды в день и регулярно моются… Именно в воинской части они впервые столкнутся с книгой, с серьезным фильмом, с лекцией. И значит, впервые смогут почувствовать себя людьми. Никак нельзя лишать их первого и, может быть, единственного шанса приобщиться к православной культуре.
Иные публицисты воспроизводят как аксиому утверждение о том, что Православная Церковь якобы всегда поддерживала какую угодно власть. Говоришь им про святителя Московского Филиппа, про священномучеников патриарха Ермогена и митрополита Арсения (Мацеевича), про десятки юродивых, про весь сонм новомучеников и исповедников Российских – они не убеждаются. Говорят: это все, дескать, эпизоды, а ваша настоящая идеология – «иосифлянство». Но вот слова преподобного Иосифа Волоцкого: «Аще ли еже есть царь, над человеки царствуя, над собою имеет царствующа скверныя страсти и грехи, сребролюбие и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость, злейши же всех неверие и хулу, такой царь есть не Божий слуга, но диавол, и не царь, но мучитель».
Почтение Церкви к властителю – это почтение к его особому служению и особой его ответственности, благоговение перед тайной Божия решения, которым этот человек во власть поставлен. Но ни в коем случае не может быть смирения перед грехом, совершаемым власть имущими. Не может быть одобрения этого греха. Пока Церковь это понимает и соответствующим образом говорит и действует, ее пророческий голос будет слышим людьми. Как он был слышен русским народом многие века или совсем недавно, когда Святейший Патриарх сказал о греховности задержек зарплат и пенсий, а потом – о последствиях «монетизации льгот». Слышат нас и тогда, когда мы противостоим всемогущим медиамагнатам, наживающимся на тупости и пошлости, мафиям, зарабатывающим на порнографии, проституции и азартных играх, вообще всем сильным мира сего, которые насаждают грех ради собственной власти и собственного прибытка.