Во второй половине 1940-х гг. был исключен из Союза художников Болгарии крупнейший русский изограф страны Н.Е. Ростовцев как «не имеющий особых заслуг» в болгарском искусстве. Несмотря на отсутствие официального признания в социалистической Болгарии, Н.Е. Ростовцев продолжал активно работать. В послевоенные годы он помимо фресок и двух икон в русской софийской церкви свт. Николая написал фрески в кафедральном соборе Успения Богородицы в Варне (1950), роспись русского храма-памятника Рождества Христова на Шипке (1959–1961), фрески в церкви Успения Богородицы на центральном софийском кладбище (1969), в кафедральном софийском храме Святой Недели (1973), роспись алтаря в софийской церкви свв. Седмочисленцев (1975), фрески в часовне св. Климента Охридского в Софийской духовной академии (1978) и т. д.[875]
Часть русских эмигрантов подверглась репрессиям, пик которых пришелся на июнь 1946 г., в это время были интернированы в так называемые трудовые воспитательные общежития (ТВО – фактически лагеря) с конфискацией имущества 424 эмигранта, обвиненных в сотрудничестве с немцами. К началу 1947 г. в ТВО находился 401 русский эмигрант, а к 1949 г. – 45. В дальнейшем все не принявшие советское гражданство находились в поле зрения органов безопасности. Для наблюдения за высланными из Югославии в 1949–1952 гг. 777 русскими в болгарском МВД была создана специальная секция «белогвардейцы»[876]
. Последний всплеск репрессий произошел в 1952 – в этом году были арестованы 96 белоэмигрантов.Русские священнослужители, как правило, репрессиям не подвергались. Однако в 1946 г. оказался арестован священник Василий Мирович, служивший в годы войны в Русском корпусе в Югославии. Он отбывал наказание в ТВО, после освобождения перешел в юрисдикцию Московского Патриархата и был назначен священником русской общины при инвалидном доме в г. Шумене (с 1960 г. и до кончины в 1971 г. отец Василий служил в храме св. вмч. Пантелеимона при русском доме инвалидов в с. Княжево)[877]
. Кроме того, в конце 1940-х гг. на некоторое время подвергался аресту протоиерей Андрей Ливен, до своей кончины 19 июня 1949 г. служивший в русской Никольской церкви Софии[878].Более серьезных репрессий позволила избежать деятельность архиепископа Серафима. Он занимал выгодную в то время советскому руководству ярко выраженную антиэкуменическую позицию и в этом качестве неоднократно выступал на международной арене как представитель Московского Патриархата. В частности, в июле 1948 г., на Всеправославном совещании в Москве владыка произнес три доклада, в одном из которых говорил: «Памятуя сущность и цели экуменизма, всецело отвергнем экуменическое движение, ибо здесь отступление от православной веры, предательство и измена Христу. Экуменизм еще не будет торжествовать своей победы, пока он не заключит все Православные Церкви в свое экуменическое вселенское кольцо. Не дадим ему этой победы!»[879]
В результате участники Московского совещания категорически отвергли саму возможность участия Православных Церквей в экуменическом движении и единогласно приняли резолюцию «Экуменическое движение и Православная Церковь», направленную против «гнезда протестантизма» Америки и Англиканской Церкви.Владыка Серафим активно боролся и против экуменических и либеральных течений в Болгарской Православной Церкви. В 1949 г. он поместил в болгарском журнале «Църковен вестник» статью, в которой «осудил, как неканонические, притязания Союза священников на умаление власти Синода и на введение второбрачия, предостерегая от «живоцерковных» ошибок и сползания в экуменизм». А 26 апреля того же года архиепископ писал Патриарху Алексию I обширное послание о необходимости борьбы с экуменическими тенденциями внутри Болгарской Церкви[880]
.