Православные церкви Юго-Восточной Европы между двумя мировыми войнами (1918 – 1939-е гг.)

В 1930 г. о. Георгий определенно встал на сторону митрополита Евлогия в его конфликте с возглавлявшим Московскую Патриархию Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Конфликт произошел из-за того, что митрополит Сергий сначала потребовал от заграничного духовенства подписку о лояльности к советской власти, а затем, после того как митрополит Евлогий в Лондоне молился о гонимых в России христианах, обвинил его в политиканстве и запретил в служении[1124]

.

Выдающиеся организаторские способности, яркий проповеднический и педагогический талант протопресвитера уже вскоре были высоко оценены руководством Болгарского экзархата. Софийский митрополит Стефан (Шоков) предложил о. Георгию Шавельскому место почетного священника в столичном храме Святых Седмочисленников (равноапостольных Кирилла, Мефодия и пяти их учеников), где пастырь служил до своей кончины.

Близко знавший о. Георгия Шавельского по совместной жизни в Болгарии, Федор Бокач в своих воспоминаниях много писал о том всеобщем уважении, которым пользовался протопресвитер среди болгар: «Могу сказать, не обинуясь, что такой популярности, какою пользовался о. Георгий, я больше в своей жизни не встречал нигде и никогда. В один из своих заездов в Софию, на прогулке, я даже спросил, не болит ли у него рука от столь частого снимания шляпы в ответ на приветствия встречных. Кланялись ему не только русские, но еще больше болгары. Последние мне часто с восхищением говорили: “Той не прост поп, той като владика”. Св. Синод Болгарской Церкви не раз обращался к о. Георгию за советами. Помню случай, когда в Синоде между митрополитами возникло разногласие по какому-то маловажному для Церкви вопросу. Как водится в таких случаях, газеты не преминули поднять шум, и незначительный инцидент раздулся в целых скандал… И вот однажды у парадных дверей квартиры о. Георгия раздался звонок. Я открыл и удивился: передо мною стояли три старейших синодальных митрополита. Один из них прямо и сказал: “О. Георгий, мы к вам за советом. Рассудите нас, у вас большой опыт”. Отец Георгий дал совет, митрополиты приняли его во внимание, и через 2–3 дня в газете “Мир” появилось сообщение, что синодальные митрополиты сговорились… Когда преосвященный Тихон Берлинский, при посещении им Софии, отозвался об о. Георгии не совсем почтительно за то, что последний высказался в пользу митр. Евлогия, Болгарский Синод устами Старозагорского митр. Павла заявил еп. Тихону протест; а когда еп. Тихон пожелал дать объяснения председателю Синода, этот его не принял, а о. Георгию прислал трогательное сочувствие от имени всего Синода. Большинство митрополитов при встрече с о. Георгием, из почтения к нему, после благословения не давали целовать руку, ограничиваясь взаимным лобызанием. В храме Святых Седмочисленников, где был всегда штат священников из шести человек, о. Георгий занимал особое положение и считался “почетным священнослужителем”. Столичное духовенство при всяком появлении о. Георгия в его среде оказывало ему исключительное внимание; его советы принимались как нечто бесспорное и обязательное.

Огромнейшей популярностью пользовался о. Георгий среди студенчества богословского факультета и, особенно, среди молодых священников, которые, отправляясь в свои приходы, усердно просили о. Георгия их посетить и послужить. Идя навстречу этим просьбам, о. Георгий однажды предложил мне проехаться с ним в один из таких приходов и посмотреть, каким должен быть священник. Дали знать о приезде. Подъезжая к маленькому городку, где священствовал ученик о. Георгия (кажется, поп Михайлов), я обратил внимание на какую-то процессию, шедшую нам навстречу, и сказал, что, вероятно, мы попали на похороны. Но это были не похороны. Это ученик вышел встречать своего любимого учителя чуть ли не в составе целого прихода. Отец Михайлов обратился к о. Георгию с речью, в которой выразил благодарность за практические уроки, которые он теперь применяет к жизни, и высказал радость видеть его, своего учителя, там, где эти уроки воплощаются. Затем он снял свою камилавку и благоговейно поцеловал руку о. Георгия. Я впервые видел, как о. Георгий растерялся. После взаимных приветствий и представлений, после утомительного “банкета”, затянувшегося до позднего часа, о. Георгий взмолился и попросил отдыха.»[1125].