Правовые средства противодействия коррупции. Научно-практическое пособие

Полагаем, что больших трудностей при доказывании не вызывали случаи, когда должностное лицо (взяткополучатель) совершало незаконные действия в пользу взяткодателя, который давал взятку жене, детям, близким родственникам и иным лицам, так как причинно-следственная связь едва ли может вызывать какие-либо сомнения, поскольку именно незаконность действий должностного лица при наличии других доказательств позволяла обоснованно делать вывод о виновности лица.

Трудности в доказывании могли вызывать законные действия должностного лица, которые выполнялись после получения взятки женой, детьми, родственниками, иными лицами или в обещание взятки и последующем получении. Однако здесь намного сложнее было доказать виновность должностного лица, требовалась более обоснованная, логичная доказательная база.

Процессуальное доказывание, как видно из вышеприведенного примера, не могло не вызывать определенных трудностей. Однако даже они не могли нивелировать эффективность данного законодательного положения, позволяющего восполнить существенный пробел законодательства. Важным аспектом этого законодательного решения являлось то, что фактическим взяткополучателем было лицо, которое не являлось субъектом преступления.

В ст. 405 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. более конкретизируются положения ст. 401. В указанной норме установлено положение о том, что «получивший взятку равномерно признается виновным и подвергается определенным за преступление сего рода наказаниям и в определенных случаях: когда он взятку принял не сам, а чрез другого, или же дозволит принять оную своей жене, детям, родственникам, домашним или кому-либо иному».[106] Законодатель усиливал данное положение, чтобы показать важность, общественную опасность такого «завуалированного» деяния.

Особое внимание стоит обратить на другие положения ст. 405 Уложения. Желание и согласие на получение взятки уже было достаточным основанием, чтобы привлечь к уголовной ответственности. Волеизъявление взяткополучателя на получение взятки и согласие взяткодателя на передачу взятки в будущем приравнивается к преступлению, хотя действия по передаче взятки и получению взятки еще не были выполнены. Данная конструкция в большей степени являлась превентивной, направленной на пресечение преступных действий на ранней стадии совершения преступления, когда преступный результат еще не был достигнут. Объективной стороной преступления в этом случае являлось согласие на получение взятки. Субъективной стороной преступления являлась вина в форме прямого умысла.

Важным вопросом являлось процессуальное доказывание, что также не могло не вызывать сложностей. Однако проблема процессуального доказывания не влияла на логичность и правильность законодательного решения.

Другим положением ст. 405 Уложения являлась законодательная конструкция, предусматривающая совершение законных юридических действий, прикрывающих преступление: «Когда взятка передана ему прямо или чрез другого с его ведома, под предлогом проигрыша, продажи, мены или другой какой-либо мнимо-законной и благовидной сделки». Можно предположить, что взяткой в данном случае являлось совершение определенных действий должностным лицом (взяткополучателем) в отношении взяткодателя за передачу денег, подарков и т. д., под видом легальной юридической сделки, которая таковой не являлась, а лишь прикрывала реальный преступный результат, достигаемый юридической сделкой.[107]

Законодатель не без оснований решил отдельно указать понятие «мнимость сделки», так как указание на «мнимость сделки» давало правоприменителю четкую формулу для привлечения к уголовной ответственности по указанным выше основаниям. Отсутствие этого основания с формальной точки зрения редко позволяло привлекать к уголовной ответственности, так как, несмотря на всю очевидность «мнимости сделки», которая прикрывала «взятку», она являлась законной и обоснованной, а доказывание требует ювелирной точности. Иначе говоря, если коммерсант дарил квартиру чиновнику, а чиновник совершил определенные незаконные действия в отношении коммерсанта, указание на это действие в законе становится фундаментом, дающим основания для привлечения к уголовной ответственности. Если бы в законе отсутствовала указанная выше формулировка, то исходя из формальных позиций, законность сделки чиновника с коммерсантом не вызывает сомнений, а допущенное нарушение закона со стороны должностного лица (взяткополучателя) можно было квалифицировать как халатность, неосторожность, дисциплинарный проступок чиновника и т. д.

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. законодатель последовательно криминализирует наиболее часто встречающиеся деяния, что существенным образом сужает возможность осуществления коррупционных действий, прикрываясь законными сделками.