Правый поворот запрещён

Катя и еще три сотрудницы жевали бутерброды. Ему уже было приготовлено место, поставлена тарелка. Все сидели спокойно, и лишь одна неприятно суетилась вокруг него — то и дело вскакивала, подносила помидоры, огурцы, пиалушку с молодым картофелем, посыпанным укропом, выбирала самую нежирную колбасу и накладывала в его тарелку. Это раздражало, но он улыбался: «Спасибо, спасибо, достаточно». Он сразу по голосу узнал, что это та, которая сняла трубку, когда он позвонил. Она была молода и некрасива, худа, плоскогруда, какое-то «существо без тела», — как определил Скорик, — у нее был неправильный прикус, нижняя челюсть выступала вперед. Он ловил на себе ее восторженный и какой-то ожидающий взгляд. «Девственница или сексуально-голодная, — жестко подумал он. Неужели найдется кто-нибудь, кто разденет ее и ляжет с нею? Неужто она не побоится, чтоб мужик разглядывал ее голую?» — он посмотрел на Катю, прикрыл глаза, вспомнил ее всю и сладкий ком скользнул в горле. Длилось это секунды.

Поев, женщины ушли, оставив их вдвоем. Катя мыла посуду над раковиной с облупленной эмалью. Он подошел сзади, обнял, прижал ее.

— Ну что, Витюша? — она повернула голову.

— Да так, — подмигнул, отпуская ее. — Спасибо, хорошо накормили.

— Поздно придешь?

— Черт его знает…

Скорик спустился в холл, когда с улицы вошел Войцеховский.

— Какими судьбами? — спросил он.

— Зашел попить кофейку.

— Ясно.

— А ты чего сюда?

— Хочу полистать у них один каталог, — как-то загадочно сказал он.

— Что с бумагами Назаркевича? Есть какие-нибудь пальцы?

— Сделаем, сделаем. Ты что думаешь, у меня одно убийство Кубраковой?

— Значит, убийство?

— Не прикидывайся, Витя. Я высказал то, о чем думаем все мы, Войцеховский направился к ступеням…

Коллега Скорика сидел за своим столом, стучал на пишущей машинке.

— Тебе звонили, Витя, — протянул он бумажку. — Просили связаться.

«Кубраков» — прочитал Скорик и тут же потянулся к телефону. Трубку сняли сразу.

— Александр Павлович? Это следователь Скорик. Здравствуйте.

— Я приехал на день. Что слышно? — спросил Кубраков.

— Делаем все, что необходимо.

— Долго.

— Такая работа, — в Скорике вскипало раздражение.

— Если я вам нужен, приходите. Я потому и звонил.

Скорик хотел поблагодарить, отказаться, были более срочные дела, но подумал: «А почему бы нет? Хорошая оказия. Еще раз посмотреть ее кабинет, стол в спокойной обстановке».

— Когда вам удобно?

— В шестнадцать часов.

— Годится.

— Жду.

Во дворе у входа в дом стоял «уазик» с военными номерами, рядом с гражданским водителем сидел солдат. «Наверное, машина Кубракова», — решил Скорик и вошел в подъезд.

Кубраков открыл сразу, повел в большую комнату. На столе в тарелке Скорик заметил с полбанки тюльки в томате и две открытые бутылки пива, одна почти пустая.

— Садитесь, пива хотите?

— Можно.

Кубраков вытащил из серванта сервизную чашку, налил.

— Я приехал взять кое-какие мамины вещи, — сказал он. — Как у вас движется? — спросил без обиняков.

— Продвигается. Это же не маникюр делать, Александр Павлович.

— Все понятно. Сестра моя была не сахар, но справедлива. Крутая, одним словом. Она и Яловского пыталась стреножить. Дело свое любила. За что же ее и кто?

— Если б мы поняли, за что, легче было бы ответить «кто». И наоборот… А у вас нет никаких предположений?

— Я уже ломал голову и маму выспрашивал. Но ничего не придумали.

— Если не возражаете, я бы хотел еще раз осмотреть комнату Елены Павловны.

— Смотрите. А я пока мамины вещи соберу.

Ничего не изменилось в комнате с тех пор, как Скорик побывал здесь впервые. Он скрупулезно пересмотрел все папки и бумаги на письменном столе. Еще раз перелистал календарь, где прошлый раз обнаружил надпись: «Вячину». Ничто не мешало ему сейчас рыться в ящиках и тумбах. Затем распахнул платяной шкаф, долго смотрел на платья, кофточки, блузки, порылся в карманах плаща и пальто. С левой стороны шкафа на полках лежало дамское и постельное белье. Дотошно перебрал его и в стопке простыней, под самой нижней, обнаружил фотографию: любительский снимок размером с конверт, молодой мужчина в очках. На обороте надпись, «Ты напрасно это сделала. Я любил тебя. Олег». Скорик положил снимок в карман, закрыл шкаф, огляделся: тот же истертый ковер на полу, зеркало на стене, тахта, тумбочка. И тут на тумбочке он увидел автоответчик. «Неужели я тогда не заметил его?» — удивился. Аппарат был пустой. Скорик выдвинул ящик тумбочки. Там среди тюбиков крема, губной помады, бижутерии, шпилек и капроновых бигуди лежало две кассеты. Он вставил одну, нажал пуск, долго ждал, прогнал пленку до конца, но она была либо чистой, либо все записи стерли. Со второй кассетой повторилось то же самое — ни звука, и только на самом конце пошли записи, их было три, с небольшим интервалом:

«Меня нет дома. Говорите». «Елена Павловна, это Ставицкий с авиаремонтного. Я смогу, как и обещал, дать вам немного бериллиевой бронзы. Надеюсь, и вы поможете мне. Жду вашего звонка».