Правый поворот запрещён

«Меня нет дома. Говорите». «Елена Павловна, это Назаркевич. Я пытался попасть к вам перед вашим отъездом в Германию. Но вы не пожелали меня принять. Теперь я не жалею. Так, на автоответчик мне легче: вы не перебиваете меня, а я не вижу вашего презрительного взгляда. Я отвергаю ваши обвинения, связанные с химфармзаводом. Напрасно вы не захотели меня выслушать. Когда-нибудь вы еще об этом пожалеете».

«Меня нет дома. Говорите». «Елена Павловна, это Яловский. Куда это вы запропастились? Уже половина первого ночи. Я дважды звонил вам. Когда бы вы не пришли, позвоните».

Скорик стоял, оценивая услышанное. Аппарат работал, кассета вертелась немо, вхолостую. Потом раздался щелчок, — кончилась пленка, «Ответчик» выключился автоматически. Прошло какое-то время, прежде чем Скорик, словно очнувшись, стал перематывать пленку, отыскивая то место, где начинал звучать голос Назаркевича. Прослушав внимательно его монолог еще раз и как бы примерив к своим размышлениям, Скорик выключил аппарат и вышел в столовую.

— Александр Павлович! — позвал он.

— Иду! — откликнулся Кубраков. — Ну, что там? — спросил, входя.

— Александр Павлович, кто это? — Скорик вынул из кармана фотографию.

— Где вы нашли? — удивился Кубраков. — Это Олег, бывший муж сестры, он всматривался в снимок. — Здесь он еще молодой. Этому фото, наверное, лет десять.

— С ним можно повидаться?

— С ним? — как-то задумчиво спросил Кубраков. — Н-е-е-т, — покачал он головой.

— Он в другом городе?

— А ведь какая-то чертовщина, — Кубраков словно отвечал своим мыслям. — Олег утонул шесть лет назад, купался в Иссык-Куле. Понимаете у-то-нул… как Лена, — он уставился в глаза Скорику, словно ожидая какого-то объяснения.

— Мистика, — наконец произнес Скорик.

— Вам еще долго… тут? — спросил Кубраков. — Мне пора ехать.

— Я видел там, — он указал на дверь в комнату Кубраковой, автоответчик. В прошлый раз я его не заметил.

— На время похорон и поминок мама его убрала в тумбочку.

— Он мне понадобится на какое-то время. И еще календарь со стола Елены Павловны.

— Берите.

— Нужны понятые.

— Мой шофер и солдат годятся?

— Вполне…

Из квартиры они вышли вместе.

— Куда вас подбросить?

— Если можно, в НИИ, — вдруг решил Скорик.

— К Яловскому едете?

— Да…

Чем еще могу быть полезен? — Яловский снял очки и пригладил ладонями волосы на висках.

— Да как вам сказать, — Скорик видел нерасположенность Яловского. Может и зря беспокою. В нашем деле бывает. Такая работа, — эти общие фразы коробили Скорика, произносить их приходилось не раз даже в беседах с теми, кто, казалось, должен все понимать и не ожидать от него этих банальностей, унижавших и собеседников и его. — Грязная наша работа, Альберт Андреевич, — словно озлившись, жестко сказал Скорик.

— Хоть овеяна тайнами, а романтики нет? — иронично спросил Яловский.

— Вы посиневший труп Кубраковой видели? — как бы осекая его, грубовато произнес Скорик. — Ладно. Не буду отнимать ваше время разговорами о том, где романтика, а где, так сказать, проза жизни. Накануне вашего с Кубраковой отъезда в Германию ночью вы звонили ей. Елены Павловны не оказалось дома.

— Она уходила в институт, — удивившись его осведомленности сказал Яловский.

— Вы не знаете, в связи с чем?

— Она сказала, что необходимо было.

— А вообще в такую пору случалось ей приходить сюда?

— Нет, вряд ли. Тут, видимо, была крайняя нужда.

— Кто мог ее видеть здесь тогда?

— Около часу ночи? Никто, кроме вахтера.

— И что, любой сотрудник может так ночью войти в здание?

— Нет, у нас это жестко регламентировано. Кроме меня, Елены Павловны и моего зама по общим вопросам вахтер никому не откроет.

— Вахтер постоянный, вернее, один и тот же?

— Да. Ночной. Каждый день с шести вечера до половины девятого утра. Взять еще одного, чтобы они чередовались, у нас нет денег.

— Альберт Андреевич, а конфликтные вопросы между Кубраковой и Назаркевичем решала только она?

— Наоборот. С какого-то времени она передавала мне все, как третейскому судье. Просила Назаркевича излагать письменно и решать сама не хотела, чтобы не давать повода обвинять ее в предвзятости.

— То есть, если отказ, пусть исходит от вас, а не от нее. Так?

— Совершенно верно.

— Вас это устраивало?

— А что поделать? Не давать же их отношениям разгореться до пожара.

— Чем Кубракова была занята последнее время?

— Она закончила очень интересную работу над поликаувилем.

— Что это такое, если не секрет?

— Универсальный лак. Аналогов в мире не имеет.

— Поездка в Германию была связана с этим?

— Да. Немцы проявили большой интерес.

— Хотели лицензию?

— Да. Но Елена Павловна воспротивилась. Она не любит торговать идеями. Предпочитает реализовывать их здесь, в стране.

— А вы?

— Я смотрю на это несколько иначе: надо считаться с нашими технологическими возможностями. Я ведь мыслю, как реалист-администратор. Одно дело изготовить ведро какого-то продукта экспериментально, в условиях лаборатории, другое — наладить его промышленное производство.

— Разве Кубракова этого не понимала?

— Понимать-то понимала, — сказал Яловский как-то задумчиво и посмотрел в окно.